Колдунья - Сьюзен Флетчер Страница 14

«Людям нужен враг».

Кора часто это бормотала. Еще она сказала: «Я должна была понять… Ты ведь видела летучих мышей? Видела, Корраг? Они все исчезли…» Они улетели прочь за день до того. Устремились вон из-под моста на своих кожаных крыльях и не вернулись — Кора сказала, что звери так поступают, когда чуют смерть. Они ощущают ее приближение, как погоду. Они чувствуют беду своими крыльями, лапками, копытами — и спасаются бегством.

«Враг…» — сказала она.

Кора в тот вечер бросила кости перед очагом. Рвала травы, так что в нашем домике запахло зеленью. Я знала, что беспокоит ее. Сколько себя помню, она напевала: «Пусть они нападут!» Но они больше не нападут, потому что, окостеневшие, болтаются на ветру и вороны клюют их тела.

Позже Кора упала на пол, у нее выгнулась спина. Так к ней приходил дар предвиденья — дар, которого не было у меня. Я знала, что нужно быть рядом с ней и гладить ее по голове, пока это не пройдет.

Потом она села и прошептала: «У меня шея висельника?»

Было поздно. Я уже засыпала, и она странно посмотрела на меня; показалось, в ее глазах был страх. Она поправила густые черные волосы и спросила: «Это так? Скажи правду».

Я всегда говорила правду. А потому в ночь, когда молчала сова, молчал замерзший ручей и лишь огонь в очаге нарушал тишину потрескиванием, я сказала ей правду. Которую она уже знала.

Красивая шея, да — но она создана для виселицы.

Пришла весна. Она была наполнена шумом ручья, разлившегося от талого снега. На заболоченном лугу к солнцу тянулся клевер, который делал молоко сладким, а скот тучным. Именно тогда я схватила нож и убила поросенка — ужасный поступок. Наверное, я была охвачена весенним безумием или все еще переживала смерть болотников. Не знаю. Но Кора разозлилась. Она сказала: «Зачем убивать весной, если мы продержали его всю зиму, ты дурочка, что ли?» Мясо не лезло в меня. Бедный поросенок!

Полная стыда, я убежала. Весь день пряталась в ильмовом лесу, сжавшись в комок у поваленного дерева, а когда пошла в сумерках домой, не заметила корень под ногами и упала. Плечо отчетливо щелкнуло. А потом появилась боль, острая, горячая боль, так что я приковыляла к Коре с сильно искалеченной правой рукой — плечо было вывернуто вверх и наружу. Я стонала на ходу. «Это месть поросенка», — сказала Кора холодно и нажала на кость, вставив ее на место. Еще один щелчок. Сверху она приложила душицу, авось поможет.

Все на свете растет. В тот год был хороший урожай. В кошельке Коры весело звенели монеты, потому что сытые женщины рожали много детей. В основном она продавала пиретрум девичий, чтобы роды прошли легко. Окопник высушивал старое молоко. Еще она отсылала меня за папоротником и учила, как его срезать — одним ударом, думая о хорошем. Папоротник обладает темной силой, которая используется, как известно, для тайного очищения женщины.

Звери тоже решили завести детей — появились телята и цыплята, они мычали и пищали. Еще полосатая кошка, ее соски были размером с человеческий палец, она давала себя гладить и мурлыкала при этом. Хорошая кошка. Но однажды, когда облетали одуванчики, я увидела ее лежащей на земле. Рядом стояло ведро, мистер Фозерс в своей неизменной шляпе пристально глядел в него, а я думала: «Почему эта славная полосатая кошка не шевелится?» А потом меня обуял такой страх, что я бросила одуванчик и побежала. В ведре я увидела воду и пятерых темных новорожденных котят, они мяукали и боролись за жизнь. Их лапки скребли металл, а глазки были закрыты. И я опрокинула ведро, сказав: «Не умирайте!» Они покатились к своей матери, которая была мертва и уже не мурлыкала.

Когда я принесла их домой, Кора спросила: «Что с ними? Такие маленькие…» И потом прошипела, понизив голос: «Кто это сделал?» У нее была своя причина ненавидеть того, кто топит других.

Мы уложили котят неподалеку от огня. Мы капали им на язычок коровье молоко. Я пела малышам старые песенки, а Кора все повторяла: «Как он мог? Как он посмел? Жизнь есть жизнь — любая жизнь…» Она прищуривала глаза, услышав его имя. Пнула чайник, и тот выкатился наружу. Но она смягчалась, когда гладила котят и чувствовала, как шершавые язычки лижут ее руку. Мистер Фозерс ненавидел животных, но мы — никогда.

Они выжили, все пятеро. Должны были утонуть в день, когда облетали одуванчики, но выжили. Они быстро повзрослели, превратившись в пепельно-серых кошек с глазами цвета мяты, и они терлись о наши подбородки, задрав хвост. Мне нравилось, когда мягкая кошачья голова бодалась с моей. Со временем они научились вынюхивать рыбу в тростнике. Я помню их такими — сидят высоко на стропилах, хрустят костями выбросившейся на берег рыбы, а носы серебристые от налипшей чешуи.

Возможно, мне не нужно было спасать их, тех кошек. В конечном итоге они принесли нам к порогу кое-что похуже, чем мертвую мышь.

Мистер Фозерс начал войну. Наверное, ему не понравилось, что я спасла их. «Кошки? — сказал он. — С зелеными глазами?» И начал наговаривать на меня, например, что я скакала по болоту. Или что однажды в сумерках я превратилась в птицу и всю дорогу домой оглашала воплями ильмовый лес. «Ее правая рука была крылом! Богом клянусь!»

Вот так все и началось. Мелочи, что когда-то предвещали появление разбойников, — безлунные ночи или червяки в муке у мельника — больше не означали появление разбойников, потому что те были мертвы. Где же враг? Как найти виноватого?

Поначалу люди побаивались давать волю языку. Но из-за короля стало только хуже. Настоящие беды начались в том году, когда Яков сбежал во Францию, а на его место пришел Оранский, протестант в черном парике. Он уселся на трон, еще теплый после Якова, и Англия назвала это «славным». «Что за славная революция!» — говорили люди. Но Кора так не думала. Она закусила нижнюю губу. Она долго, очень долго смотрела на звезды. Однажды ночью я подергала ее за рукав.

«Что все это значит?» — спросила я.

Она тряхнула головой и сказала:

«Беда пришла — вот что это значит. Короли всегда приносят беду».

Так и случилось. Потому что из-за короля вскипела кровь. Воздух стал густым и тревожным, и как поворачивается флюгер, повинуясь воле ветра, так и глаза все чаще обращались к домику в зарослях остролиста у ручья.

С каждым днем становилось все хуже.

Ежедневно случались всякие мелочи. Родился теленок с четкой и яркой белой звездой на голове. Очень красиво. Но ведь что странно — пошли разговоры. «Меченый теленок, — шептались люди. — Как необычно». А потом на мистера Доббса, на чьем поле пасся теленок, напал сильнейший чих. Кора сказала, что просто воздух наполнен цветочной пыльцой, но никто так не думал. И сова хрипло ухала с церковной башни в полночь, и вишня на дереве была кислее, чем в прошлые годы. На горбатом мосту видели крысу. А в конце лета, когда в знойном безветрии небеса вспыхнули грозой, мистер Ветч оставил жену и подарил свою любовь полногрудой светловолосой девице, которая продавала ленты в Хексеме. Миссис Ветч была в смятении. «Он просто спятил! — причитала она. Заламывая руки, выла на всю улицу: — Это колдовство! Безумие!»