Пламя нашей любви - Элизабет Биварли Страница 14

Вчера вечером она не должна была уступать своим желаниям. Неужели она так и не усвоила урок? В последний раз, когда она отдалась своему влечению к мужчине, ее жизнь разлетелась на куски. И это при том, что Игану бесконечно далеко до Маркуса.

— Я родилась на Восточном побережье, — сказала она, надеясь, что немного информации — пусть и неопределенной — удовлетворит Маркуса.

Но она ошиблась.

— Где именно на Восточном побережье? — уточнил он.

Делла посмотрела на него неодобрительно и упрямо повторила:

— На Восточном побережье.

— На севере или на юге?

— Я больше ничего не скажу тебе, Маркус, не настаивай.

Он уже собрался сказать что-то еще, но потом передумал. Возможно, он вспомнил, что она сказала ему, что родилась там, где всегда жарко, и решил, что она родилась на юге. И все-таки было видно, что он не доволен, что она сообщила о себе так мало.

Делла не была уверена, стоит ли рассказывать ему что-либо о ее семье, главным образом потому, что уже много лет не видела никого из своих родственников. Даже когда они жили под одной крышей, то и тогда мало походили на настоящую семью. Признать это было непросто, но Делла не испытывала никаких чувств к этим людям. Однако раз Маркусу так хочется что-нибудь о ней узнать, может быть, как раз эта информация подойдет больше всего, потому что эмоционально ничего для нее не значит.

— У меня есть два брата — старший и младший, — сказала она. Первый исчез, когда ему было шестнадцать, а Делле четырнадцать, и она больше никогда его не видела. Второй, когда она слышала о нем в последний раз — а это было лет десять назад, — стал бандитом. Тогда ему было пятнадцать. И о нем она тоже никогда больше не слышала.

В те редкие минуты, когда она думала о своих братьях, Делла убеждала себя, что их поступками двигали примерно те же мотивы, что и ее. Она говорила себе, что они выросли и обнаружили, что на свете есть и другая жизнь, а не только та, которую они влачили в своей трущобе. Иногда ей даже удавалось себя убедить. Но гораздо чаще ей казалось, что они все, и она в том числе, просто сломали себе жизнь.

— А племянницы и племянники у тебя есть? — спросил Маркус.

Она только покачала головой — для нее этот жест означал «Не знаю», а Маркус пусть думает, что хочет.

— Детские травмы? — спросил он, вспомнив свои собственные.

Она могла бы рассказать ему, как во время игры в бейсбол на заброшенном пустыре распорола ногу, наступив на кусок стекла от пивной бутылки, и ей пришлось накладывать швы — но это не шло ни в какое сравнение с горными лыжами и конным спортом, поэтому она просто сказала:

— Ничего особенного.

— А где ты училась? — снова спросил он.

Что она могла рассказать ему? О чудовищной начальной школе, в которой ничему не учили, или о знаменитой своими криминальными разборками старшей?

Делла понимала, что он ждет от нее особенных ответов. Он хотел думать, что она особенная женщина и что она принадлежит к тому же обществу, что и он.

Она не знала, принадлежит ли он к той категории людей, которые, узнав о ее происхождении, сразу отстраняются с отвращением, но было совершенно очевидно, что он будет разочарован. Для него она была блестящей и загадочной. Он не обрадуется, если узнает, что она выросла в трущобах, что у нее нет образования, что все в этой жизни доставалось ей огромным трудом и что она училась правильно держать себя, просто подражая другим.

— Да, я училась. — Она не нашла более подходящих слов.

Он улыбнулся:

— Я имел в виду, в какую школу ты…

— Мой любимый цвет — синий, — продолжала она, не обращая внимания на его слова, — а из еды — морепродукты. Больше всего на свете я люблю оперу и…

Делла неожиданно замолчала. Это была проблема. Она ничего не любила, кроме оперы. У нее никогда не было возможности найти то, что она любит… Когда ей было восемнадцать, она устроилась на работу в «Уитворд энд Стоун», и чтобы удержаться там, ей пришлось целиком сосредоточиться на работе. Она при любой возможности хваталась за сверхурочную работу, чтобы получить еще хоть немного денег, а в остальное время, которого было совсем мало, пыталась хоть как-то работать над собой. Она брала в библиотеке классическую литературу, училась говорить, запоминая диалоги из фильмов и копируя произношение актеров, подбирала журналы, которые оставляли другие, чтобы узнать, как одеваться и вести себя в обществе. Опера — единственная страсть, которую она позволяла себе. Кроме оперы…

Кроме оперы ей нечего было любить.

— Опера и… — не выдержал Маркус.

Она посмотрела на него, и на нее снова накатила волна паники. Никогда она не чувствовала себя такой обманщицей, как сейчас. Ведь на самом деле у нее ничего нет. Ни-че-го! Впервые после того, как она уехала из Нью-Йорка, Делла вдруг поняла, какой бесконечно пустой была ее жизнь и что она абсолютно одна на свете.

— Опера и… — Она почувствовала, как к глазам подступают слезы. Нет, пожалуйста! Что угодно, только не это! Не здесь. Не сейчас. Не с ним.

Она не плакала с самого детства. Ни единого раза. Она не плакала тогда, когда все пошло прахом в Нью-Йорке. Она не плакала, когда Джеффри сказал, что она должна остаться с ним. Она не плакала ни разу за эти одиннадцать месяцев, когда всем в ее жизни распоряжался другой человек. Почему же теперь? Почему здесь? Почему перед человеком, который никогда не должен увидеть ее слез?

Делла закрыла лицо рукой.

— Извини, — быстро сказала она и побежала в ванную, — кажется, тушь в глаза попала. Не возражаешь, если я первая приму душ?

И, не дожидаясь ответа, заперла дверь и включила воду. Затем она схватила полотенце, прижала его ко рту и опустилась на пол. «Я не заплачу. Я не заплачу. Я не заплачу», — повторяла она про себя, сжимая влажные веки.

Это было почти чудо — но она не заплакала.

Как только Маркус услышал, что в ванной включилась вода, он сразу направился к комоду, на котором лежала сумочка Деллы. Возможно, он не так много в ней найдет — уж слишком она маленькая.

Впрочем, достаточно большая, чтобы вместить права, деньги, мобильный телефон, помаду, расческу и металлическое кольцо для ключей, на котором висел один-единственный ключ — от дома, не от машины — и, как ни странно, флешка. Однако он не нашел ни одной кредитной карты, а это значило, что вчера за ужин — а это должна была быть весьма приличная сумма — она заплатила наличными. Интересно.

Он посмотрел на ее права — выданы в штате Нью-Йорк. Что ж, она не обманула его, сказав, что с Восточного побережья, однако не стала разубеждать, когда он решил, что она с юга. Тоже интересно.

Ее полное имя — Делла Луиза Ханна, и ей тридцать лет. Точнее, тридцать лет ей исполнилось вчера. Стало быть, вчерашний вечер — это ее праздник. И она была одна. Странно, но ему это было приятно.