Бесстыдница [= Эхо любви ] - Дженнифер Блейк Страница 14

Рид Сейерз был совсем другим. У Камми сложилось впечатление, что с ним можно поделиться всем чем угодно, что он не станет насмешливо улыбаться или высокомерно вскидывать бровь. Похоже, что его даже ничем не удивишь. Он обладал неистощимым запасом терпимости, что было вполне естественно, если учесть все то, что ему довелось пережить в этой жизни. Осуждать людей было не в его правилах, он принимал их как есть, со всеми пороками и недостатками. Идеала для него давно уже не существовало — Рид потерял в него веру.

— У тебя есть какая-нибудь работа? — совершенно серьезно спросил он.

По лицу Камми пробежала тень улыбки — в отличие от нее Рид мыслит практическими категориями.

— Ты спрашиваешь, как я собираюсь жить после развода? У меня есть небольшое наследство, а еще я получаю пятьдесят процентов прибыли от одного антикварного магазинчика. Конечно, эти средства не позволяют мне роскошествовать, но сводить концы с концами можно. К тому же я знаю французский и занималась разработкой целого ряда проектов СПОФЛ — это Совет по популяризации французского языка в Луизиане. Между прочим, завтра я должна уехать на конференцию СПОФЛ в Новый Орлеан. Вполне возможно, что, если мне потребуется, я смогу получить через эту организацию место преподавателя французского языка. А если уж станет совсем туго с деньгами, можно будет сдавать комнаты «Вечнозеленого» постояльцам.

Рид изумился:

— Что-то я не могу представить тебя, встречающей туристов и вскакивающей с постели в шесть утра, чтобы приготовить к завтраку кофе с рогаликами.

— Я справлюсь. Я не из тех беспомощных наседок, которые не знают, как оплатить счета или приобрести страховой полис. Ну а мне к этому не привыкать — это всегда лежало на мне.

— Само совершенство, как я и говорил. Значит, единственное, что тебе требуется в данный момент, чтобы обеспечить себе безбедное светлое будущее, это мужчина в твоей пустой постели.

Рид произнес это ровным монотонным голосом, в котором не было и намека на то, что он хотел развеселить ее, но Камми, к своему удивлению, вдруг почувствовала, как в ней поднимается волна бурного ликования. Ее лицо сразу как-то потеплело, хотя осталось таким же серьезным.

— Да, — согласилась она.

Рид пристально смотрел на нее несколько секунд, потом отвернулся, облокотился о каминную доску и сжал пальцы в кулак. Он глубоко вдохнул и задержал дыхание, будто собирался нырять, потом с шумом выдохнул воздух.

— Если, я повторяю, — ЕСЛИ я вдруг соглашусь на твое предложение, то перед тобой будет поставлено несколько условий. Как, по-твоему, ты сможешь неукоснительно их соблюдать?

Смысл его слов не сразу дошел до Камми. Склонив голову набок, она с любопытством спросила:

— Какие же это условия?

— Они совсем простые, но очень важные. Ты не должна подходить ко мне со спины, не должна слишком быстро двигаться поблизости от меня, если я на тебя не смотрю. И ради всего святого, не приближайся ко мне в темноте без предупреждения. Если ты забудешь хотя бы одно из этих правил, мы оба можем горько пожалеть об этом. Но тогда уже будет поздно.

Камми слышала отголоски отчаяния и опустошения, звучавшие в его словах, и ей хотелось плакать. Трагедия этого человека заключалась в том, что больше всего на свете он боялся общения с людьми — боялся не за себя, а за других, и поэтому с безжалостной решимостью рвал отношения с ними. Камми почувствовала, как в ней нарастает непреодолимое желание как-то помочь ему.

— Как же так, — тихо проговорила она, — ведь ты собираешься жить среди людей, а может быть, даже работать на фабрике. Как ты представляешь себе все это, если до такой степени не доверяешь себе?

— Не знаю. Надеюсь, что сумею как-нибудь приспособиться. Буду сидеть спиной к стене.

— Послушай, а когда ты набросился на меня в лесу, мне ведь совсем не было больно. Почему же сейчас ты делаешь из этого такую проблему?

Его челюсти сжались с такой силой, что на щеках рельефно выступили напряженные мышцы.

— То, что случилось в лесу, можно назвать запланированным нападением. Я четко знал, что делаю. Я контролировал себя.

Разумеется, она не могла этого отрицать. И все-таки Камми сделала еще одну попытку.

— Тогда объясни, почему ты никак не отреагировал, когда мы стояли на крыльце моего дома, и я неожиданно прикоснулась к тебе? Ведь было уже совсем темно.

— Тогда я смотрел на тебя и видел каждое твое движение. Так что твое прикосновение меня ничуть не удивило.

— А я-то думала, что удивит, — сухо сказала Камми. После короткого раздумья она продолжила: — Исключительно ради своей безопасности я бы хотела еще кое-что выяснить у тебя. Значит, если ты видишь приближающегося человека, ему можно не опасаться за себя, я правильно тебя поняла?

— В общем-то да. Обычно это не вызывает у меня никакой реакции, если, конечно, в движениях этого человека нет ничего неожиданного для меня или прямой угрозы.

— Существует много различных видов угрозы, — эти слова были произнесены так тихо, словно Камми говорила их себе самой.

— Я имею в виду угрозу физического насилия, — жестко ответил Рид.

Ее расширившиеся глаза встретились с его темно-синим взглядом.

— Я тоже.

По его телу пробежала заметная дрожь, оставив на руках противные мурашки. Он отвернулся и спросил хрипловатым голосом:

— Ну, хорошо, где моя кровать?

Некоторое время спустя Камми лежала в своей спальне, уставившись в темное окно и наблюдая, как вспышки молнии поминутно окрашивают огненным светом края шторы. Скуля и завывая, вокруг старого дома кружился ветер. На улице бесшабашно веселилась шальная весенняя гроза.

Спальня Рида находилась через две комнаты отсюда. «Интересно, спит ли он? — подумала Камми. — А может быть, лежит с открытыми глазами на старинной кровати с пологом, удивляясь тому, что дал себя уговорить остаться здесь».

В доме не оказалось мужской пижамы. Вещи ее отца давно были пожертвованы какому-то благотворительному заведению, а все, что принадлежало Киту, она собрала в чемоданы и отослала в тот трейлер, где жила его подружка. Да и все равно, одежда Кита не подошла бы Риду. За последние несколько лет ее муж сильно растолстел в животе, к тому же он был по меньшей мере на два дюйма ниже ее гостя.

Камми вдруг поймала себя на мысли: как Рид лег спать — в нижнем белье или голым? Он не был похож на человека, который придерживается каких бы то ни было приличий.

Камми заворочалась в постели, закинула руку за голову и перевернулась на бок. Ее ночная рубашка из шелка персикового цвета показалась ей слишком тяжелой и неудобной. Может быть, сбросить ее с себя? Но это будет уж слишком похоже на потерю самообладания.

А для чего, черт возьми, ей нужна эта сдержанность?