Соврати меня - Яна Лари Страница 14

Я поднимаю глаза от своего нетронутого бокала Лонг-Айленда и кошусь в сторону развалившегося на противоположном диванчике Мирона, но почти сразу отвожу взгляд. Не хочу давать Диме лишний повод для ревности, он не виноват, что у друга нет совести, а у меня – мозгов. Вот серьёзно, о чём нужно было думать, чтобы напиться в компании того, кто спит и видит, как докажет окружающим мою распущенность? Как можно было довериться, тому, кто открыто оскорбляет мою мать?

Каждый раз, когда Мир обжигает меня "я помню наш грязный секрет" взглядом, злость так и подталкивает прильнуть ближе к Димке, чтобы щёлкнуть по носу эту уверовавшую в свою неотразимость сволочь. Да, Мир самоуверенный, видный самец, но Дима человечнее, он никогда не отзывался плохо о моей маме, он вообще ни о ком никогда не отозвался плохо, независимо от репутации человека и баланса на его банковской карте. А то, что обозвал, так ведь на правду не обижаются. Позволив облапать себя его другу, я действительно повела себя как та самая "сука". Больше подобного не повторится.

– Что-то как-то тухло здесь, – скучающим тоном провозглашает Мир, выбивая меня из задумчивости.

– А мне нравится, – отзывается Дима, восторженно хлопая доигрывающему последние аккорды фронтмену какой-то начинающей рок-группы. – Давненько в нашем клубе не выступали такие таланты. Парнишка качает почти как Курт Кобейн!

– Сравнил... – пренебрежительно фыркает Мир. – Завязывай довольствоваться малым. "Почти" никогда не вштырит так же, как оригинал.

– Ну извини. Оригинал пустил себе пулю в голову.

– Я обобщил. То же самое можно сказать про вейп в твоей руке или, допустим... секс.

Я с преувеличенным интересом разглядываю профиль подвыпившего, а оттого небывало добродушного Димы, но готова поклясться, что Мир на последнем слове мотнул своей отбитой башкой в мою сторону. Судя по рычащим ноткам в тоне – со злостью. Он, должно быть, намекает, что другу приходится самоудовлетворяться. Его какое дело? Хамло.

Мне впервые приходится жалеть, что Исаев обладатель совершенно неконфликтного характера, в связи с чем, вместо того, чтобы припечатать свой исцарапанный шиповником кулак промеж бесстыжих глаз зарвавшегося друга, неловко отводит взгляд. Ну серьёзно, сколько можно лезть в наши отношения? Это уже ни в какие ворота.

Да куда там. Мир, похоже, всё больше входит во вкус.

– Машуль, я на минутку. Отец звонит, – подрывается Дима с дивана, унося за собой шлейфом липкое ощущение дежавю, но я тут же спешу себя одёрнуть. Не всем так везёт с родителями, как мне.

– Привет, Машуль, – елейно тянет Мир, едва светлая макушка друга теряется в толпе.

– Мы уже здоровались, – глубже вжимаюсь спиной в велюровую обивку диванчика. Стыд за то, чего я не помню и непристойное содержание собственных фантазий смешивается, образуя в голове такую вакханалию, что охота провалиться прямиком в ад, где блудницам вроде меня уготовано гореть за своё падение.

– Наедине, без масок ещё не здоровались. Тебе не надоело строить из себя обиженную добродетель? Кстати, трусы с ягнятами в твоём возрасте явный перебор.

У меня резко перехватывает дыхание. Откуда он может знать? Неужели...

Мир вальяжно полулежит на диване, закинув ноги одна на другую. В расстёгнутом пиджаке и тёмной футболке, той самой, что была на нём, когда мы напились и благодаря которой я весь вечер нахожу пошлый подтекст в любой его фразе. Совпадение? Едва ли. Скорее ещё одно напоминание о моём легкомыслии.

Подскочившее до небес чувство вины перед Димкой скатывает настроение в абсолютный ноль.

– Как хорошо, что тебе ничего из себя ничего строить не нужно, чума бубонная.

– Ну всё, расслабься, сгоришь ещё, – ухмыляется Мир, подаваясь вперёд. – Не было ничего. Ты просто отправила меня в нокаут ударом в челюсть, после чего я сразу же уполз домой латать самолюбие.

– А ягнята? – подозрительно щурю глаза.

– Звиздец ты, Машка... доверчивая, – черты его лица на пару секунд смягчаются, он качает головой. – Мы соседи, помнишь? У меня полно возможностей рассмотреть, что ты там развешиваешь на заднем дворе.

– Теперь мне ещё больше хочется съехать, – неловко тру шею. Арбатов со своими плоскими подколками последний человек, с которым может быть комфортно остаться наедине. И вообще, почему у него так пьяно заблестели глаза? Мир выпил не больше меня, то есть совсем ничего. И дышит через раз...

– Так съезжай, – усмехается он, подаваясь ещё ближе, отчего разделяющий нас столик будто бы сужается раза в два. – Хочешь, я сниму тебе квартиру? Нет, куплю целый дом. Только исчезни с наших радаров на годик-другой.

– Ты предлагаешь продать Диму? За какой-то там дом?

Непонятно, что меня больше коробит – дикость предложения или сам факт, что этот нехристь допускает возможность получить моё согласие. Ярость сушит нёбо приливом удушливого жара. Порывисто убрав соломинку из коктейля, опрокидываю в себя от силы пару глотков. Морщусь. Слизываю с губ остатки обманчивого чайного вкуса. Крепость напитка только нагнетает смятение.

– Можно подумать у вас есть будущее, – Мир провожает взглядом движение моего языка. Сглатывает. Придвигается ещё ближе. – Я предлагаю уникальный шанс убраться с наших глаз подобру-поздорову. Не стравливай нас, деточка.

Я вдруг со всей ясностью понимаю, что это игра. Никуда он меня не отпустит, просто выводит на эмоции. Снова. И снова. Глупо вестись на провокации, но я ведусь, потому что не научилась сопротивляться его гипнотизму, а ещё потому что Мир смотрит так безрассудно, будто внутри меня скрыта власть куда большая... Боже, о чём я вообще думаю? Да этот сумасшедший задался целью испортить мне жизнь! Он ненавидит мою мать с момента знакомства. Это факт. Рассорить нас с Димой, скорее всего, не цель, а средство. Если я останусь без защитника, он ударит, не по мне, так через меня – по ней. Что-то же его останавливает, вынуждает сдерживать злобу, и вряд ли это нечто – совесть.

– Иди к чёрту! – дёргаюсь в попытке вскочить из-за стола. Безуспешно. Мир крепко удерживает моё колено. Кожа под жёсткими пальцами горит, как от ожога. На мне нет колготок, отчего прикосновение приобретает нервирующую интимность.

– Опять ссоритесь? – целует меня в плечо вовремя вернувшийся Дима, который, судя по всему, испытывает нездоровое облегчение, каждый раз когда мы с Миром цепляемся, чем вызывает желание съёжиться от чувства вины. Это я дала повод для ревности. Я причина повисшей неловкости.

– Хочешь поговорить об этом? – беспечно отзывается Мир, незаметно убирая руку с моей ноги и, пользуясь отвлечённостью друга, демонстративно облизывает каждый свой палец. Безбожник. Не знаю, как он это делает, но фантомный жар его ладони немедленно устремляется вверх – под юбку клубного платья, заставляя сжимать теснее бёдра.

– Тема закрыта, – Дима говорит, не отрывая от меня обожающего взгляда. Снова целует, теперь уже в висок. – Больше ни слова, Мир. Никогда.