Ладинец - Лариса Шубникова Страница 14

– Ну, будет, будет тебе. Оля, скрепись. Не рыдай, дурёха. Ить выжили, – дядька Пётр обнимал скулящую девку, гладил по теплой головушке. – Уж скоро доберемся.

– Дяденька, голубчик, как мыслишь, жива Елена? – девушка утирала рукавом слезы. – Что ж теперь будет? Как же?

– Как, как…. Через косяк, – Пётр и сам тревожился, помня про Власов окровавленный рукав. – Боярич наш сильный. Сдюжит. Елену не отдаст запросто так. Да и невеста-то попалась бойкая. Чай курёхой сидеть не станет, отобьется. Бог даст, вернутся.

Ольга покивала печально, плечами дернула уж в который раз за день. Пётр знал, что боится мертвяков, которых везли они домой в Сомово.

Возок оказался крепкий, принял в себя мертвые тулова. Дядька и сам разумел, что творит несуразное, когда решился везти своих сам. Не насмелился оставить в лесу посеченных ратных, не снес мыслей горьких о семьях, что не смогут похоронить отцов своих, мужей, сынов и братьев. Вот и вез сейчас страшный возок, молился ежечасно, ежеминутно о загубленных душах, да плаксу-девку утешал.

Вдали показалась деревенька с невысокой церквушкой: колоколенка маленькая, ладная, а куполок шишечкой.

– Олюшка, глянь-ка, вон оно Любимово, – дядька подпихнул локтем деваху. – Никак, добрались. А вон там-то, там, видишь? Кострище? Оля, да очнись ты!

– Дяденька, вижу. Там ратные, – Ольга приподнялась с передка воза и смотрела вдаль. – Точно, отрядец. Токмо не ведаю, наш ли?

– Наш, чей же еще? – дядька и обрадовался, хлопнул вожжами по спине лошади и та пошла быстрее.

Проехали едва ли минутку, как голос грозный услыхали:

– Кто? Чьих? – из кустов вылезли два дюжих воина, поперек дороги встали.

– Глебка? Ржанов? – Пётр соскочил с передка. – Не признал?

– Пётр Василич? Ты? – Глеб шагнул ближе, сдвинул шелом на макушку. – Беда, никак?

Дядька обернулся на Ольгу, а та руками себя обхватила и сидела, покачивалась, словно горе нянькала.

– Девку бы к огню свести. Ты уж скажи кому надо.

Глеб, муж бывалый, понял вмиг и высвистал молодого парня, велел девку с возка снимать и вести к костру, а сам откинул мятель со страшной поклажи и замер. Миг спустя стянул с головы шелом, да перекрестился.

– Прими, господи, души … – прошептал, а уж потом уперся взглядом в Петра.

– Опричь Шалок налетели. Мы их перепёрли, токмо сам видишь… – дядька перекрестился. – Влас пропал. Невесту его в лес умыкнули, он и кинулся догонять. Ждали его ночь, а уж потом и тронулись. Был бы жив, вернулся. А может, заплутал. Как теперь в глаза Захару смотреть, не ведаю.

– Кто и сколь было?

– Ляхи и Зотовские. Все вперемешку. Нас восемь душ, а ихних в два раза супротив нашего.

– Вона ка-а-а-ак… Дядька, выдвигаемся. Боярича сыскать надоть. – Глеб уж собрался к отряду.

– Уймись. Пока добирались не однова видали, как шныряют вороги. Глебка, непростые ратные. Мечи доброй стали, луки справные. И много их. Поведешь свои десятки, так и напорешься. Посекут. Мы едва проехали. Все опричь леса держались. Вот оно как.

– Власа оставить? Ты ума лишился? – Глеб взглядом высверкнул.

– Дурья башка ты, Глеб. И Власа не вытянешь, и своих под мечи подведешь. Ежели жив он, сам выберется. Так оно надежнее. Верь мне. Одному легче промеж ляхов проскочить. Уяснил? А ежели мертвый, так и… – Пётр головой поник, угнул шею, в землю уставился.

Глеб замолк, видать размысливал дело непростое, а уж потом и шумнул:

– Брони вздеть! Пимка, бери пятерых и в Любимово! Торгуй холстины, не скупись. Коней заводных* ослабонить!

Отряд закопошился, да борзо так, видно поняли – беда. Глеб Ржанов просто так не полошился.

Через час погрузили страшную ношу, завернутую в холсты, на заводных, вскинулись на конь и тронулись до Сомова: упредить, помыслить, помолиться за мертвых и за тех, кого чаяли еще приветить. Шли ходко, передыхали редко и на второй день отрядец вошел в Сомово.

На боярском подворье хлопотливо и шумно: ждали свадебного поезда. Когда в открытые ворота въехали конные, все вмиг и замерло. Сомовцы люди бывалые, знающие, сразу поняли, что не кульки с гостинцами поперек коней висят. Послышался тонкий бабий вой, а вслед за ним мужская брань.

Петр сошел со взмыленного коня и смотрел, как боярин Захар выходит на крыльцо, а за его спиной торопливо топочет младший сын его – Игнатий.

– Дурные вести, братец, – Пётр стянул с головы чудом уцелевшую шапку. – Посекли нас у Шалок. Власий пропал…И невеста его.

Молвил да смотрел, как Захар кулаки сжал до хруста, как в глазах плеснулось горем.

– В гридню. Все. Ты, Глеб, за нами, – боярин держался урядно, но Пётр брата знал как самого себя, узрел и спину натужную, и поступь тяжкую, горестную.

В гриднице обсказал все, как было, а потом долго сидел в муторной тишине, смотрел на святой образ, да молился.

– Верно размыслили. Лезть в глотку к ворогу с наскоку нельзя, – Захар молчание долгое спугнул. – Шныряют, говоришь? Оружными? Стало быть, никого не опасаются. Проглядели мы. Продурили! Сила под боком взросла, а мы ни сном, ни духом!

– Батюшка, я пойду за Власием! – подал ломкий голос младший Игнат.

– Сиди, щеня. Не по тебе дело. Мал еще. Видал, каких бывалых посекли? – боярин задумался тяжко, но не промедлил и повелел. – Дозорных в три раза боле поставить. Весть слать воеводе княжьему немедля. Десятки собирать. Брони не снимать ни днем, ни ночью. Схроны в лесу обновить, народ упредить. Ежели что, пущай бегут и не оглядываются. Лучников на заборола, и не спать!

– А Влас-то, Влас-то как? – Игнатий не унимался, петушился по юной глупости.

– Влас, коли жив, сам выберется. Дураком никогда не был. А ежели… – тут боярин голосом дрогнул, кулак разжал. – А ежели мертвый, так помстим. Кровью умоется Нестор, кишки свои жрать будет, когда я до него доберусь. Все на том.

Пётр иного и не ждал. Сын сыном, в боярское дело – народ свой оборонять. И тут уж слабины давать неможно. Знал мудрый дядька, что Захар потом слезами изойдет отцовскими, но сей миг не посрамит рода Сомовых.

– Стало быть, супротив Зотовых идем? Ратиться? – Глеб подал голос.

– Нет. Зотовы нам долгонько подпоркой были. Биться будем с татями, что на их подворье угнездились. Боярич Лавр под нашим крылом. Свезли его в дальний скит. Весть прислали Власовы ближники. Туда, Глеб, отправь Терентия Гурова с десятком. Идти тихим порядком, молчать, как рыбины! Узнает Нестор, где наследного боярича прячем, умыкнет и изведет. Тогда в своем праве будет и под боком у нас появится такая болячка, что света белого не взвидим! Чего сидим?! Поспешать надо!