Татуированная любовь - Гайя Алексия Страница 14

Стоило мне только выйти из метро, как в нос тут же ударил резкий запах помойки. Оживление, царившее вокруг, несмотря на поздний час, меня успокоило. Наконец-то я почувствовал себя в родной и привычной среде.

Шумные уличные ссоры, лай бродячих собак, оживленные пьяные разговоры на тротуаре, гудение машин и клаксонов, вой полицейских сирен, все это дерьмо доставляло мне несказанное удовольствие. Некоторых успокаивают звуки природы, но для меня природа – это город, и называется он Куинс.

Несколько минут спустя я оказываюсь там, где мы с Бенито выросли, в нескольких улицах от детского дома. Иногда я говорю себе, что мы реально какие-то придурки: родились здесь, здесь же познакомились друг с другом в детском доме и здесь же сегодня снова проводим вечера. Как будто мало у нас в жизни было грязи и нищеты.

С тех пор как я начал поиски остановки, на Статен-Айленде уже наступила глубокая ночь. Все это заставило меня знатно так понервничать. Я засунул руки поглубже в карманы джинсов. Моя походка, пожалуй, прекрасно отражала мое скверное настроение. Первый, кто попадется мне под руку этим вечером, скорее всего, даже не успеет понять, что происходит. Три дня я побыл в роли глупого ручного котенка, и хватит. Нужно найти способ выплеснуть всю свою энергию.

Я чувствую, как в моей руке вибрирует мобильник, на который я не обращал внимания. Хиллзы, наверное, заметили мое отсутствие и позвонили Солис, которая теперь часами мне мозг будет выносить со своей дурацкой моралью. Да пошла она, сегодня вечером мне просто необходимо подышать!

Я шел по знакомым улицам и вдыхал их аромат: моча бомжей, запах недавно выкуренного косяка марихуаны. Видимо, парни, курившие ее, разместились прямо на тротуаре. До маленьких ларьков с едой неизвестного происхождения, но которой можно неплохо набить брюхо, было рукой подать. В этом квартале, где ни одна девчонка не захотела бы оказаться в одиночестве посреди ночи, я чувствовал себя как дома.

Здесь никто не посмотрит на меня сверху вниз, никто не смерит презрительным взглядом. Я нахожусь сейчас именно в том месте, которое подходит мне лучше всего.

– О! Молчун! – донесится с угла улицы.

Я оборачиваюсь, и Лопес, парень, который делал мне татуировки, машет мне рукой из-за витрины своего магазинчика. Я киваю ему в ответ.

Молчун – так называют меня здесь уже на протяжении многих лет. Мне это никогда не нравилось, но уж лучше так, чем Немой.

Я направляюсь к тому месту, где мы с Бенито проводим большую часть времени: к маленькому пабу Goosebump ^[1]. На самом деле никогда не мог понять, почему именно так называется это питейное заведение. Наверняка какая-то тонкая и непередаваемая игра слов.

Когда подхожу ближе, то вижу у самого входа трех парней, которые закидываются какими-то веществами. Они узнают меня и здороваются. Ногой открываю дверь паба и выхожу.

Скрип дверных петель, находящихся уже на последнем издыхании, привлек внимание всех, кто находился внутри. У меня было ощущение, что я не был здесь вот уже много недель, так дом Хиллзов отрезал меня от внешнего мира.

В пабе, как всегда, народу немного: несколько нищебродов сидят, облокотившись о барную стойку, и заняты тем, что смотрят на дно своего стакана или пялятся на официантку Таню, сестру Бенито.

Все повернули голову, чтобы посмотреть, кто пришел.

В надежде на их понимание, что я не в духе, даже не взглянул на них.

– Кажется, знаю кого-то, кому нужно срочно выпить! – говорит Таня, заметив, что я прохожу мимо стойки.

Я кивнул, и она отвернулась, чтобы взять бокал.

Не останавливаясь, я шел к тому столику, за которым обычно зависали мы с Бенито, в самом дальнем углу крошечной сцены, на которой заканчивали свою жизнь две гитары, барабан и виниловый проигрыватель. Когда в жизни что-то идет не так, я всегда оказываюсь в Goosebump. Тут уродливо, тут воняет, тут страшно, но тут тебя не потревожит ни одна живая душа, а еще тут бесплатная выпивка.