Иностранка - Арина Теплова Страница 14

Чуть приподняв подбородок и напряженно посмотрев в глаза Платону, Маша тихо сказала:

— Моя красота не должна заботить вас, Платон Александрович, ибо она предназначена для моего будущего мужа.

Поджав губы, Зубов злобно взглянул на нее и, более не вымолвив ни слова, быстро вышел из кабинета. После его ухода Маша с облегчением вздохнула и вновь принялась ждать. Только около десяти от императрицы вышла ее приближенная фрейлина и велела Маше зайти. Девушка, как и обычно, получила наставления и поручения от Екатерины Алексеевны и около одиннадцати осталась одна в спальне императрицы.

Она слышала, как в соседнем, смежном кабинете государыня давала распоряжения одному из своих секретарей. В это время Маша прибирала постель императрицы и ее туалетный столик. Позже, едва дождавшись, когда Екатерина Алексеевна покинет свои покои и направится для трапезы в столовую, Маша проворно вышла из спальни государыни и отметила, что в кабинете никого нет. Она бегом промчалась в гостиную и достала из-за книг спрятанную коробку. Вихрем вернувшись обратно в опочивальню императрицы, девушка быстро отворила потайную дверь и прошла на винтовую лестницу, которая вела вниз, к покоям Зубова, находящимся на первом этаже дворца, под комнатами государыни.

Машенька влетела в пустую спальню фаворита и огляделась. Комод стоял сбоку от резного шкафа. Девушка прекрасно знала, что Зубов никому не позволял прибираться в своем белье. И сам раскладывал галстуки, чулки, нижние рубашки, платки и другие вещи по ящикам. По его приказу слуги складывали чистые вещи сверху, на специально отведенную тумбу, а грязные подбирали с пола. Никому не позволялось прикасаться не только к комоду Зубова, но и к шкафу и кровати фаворита. Машенька подозревала, что в комоде он хранит какие-то секреты или ценности, потому и существовал этот запрет. Но ей это было неинтересно. Однако о неприкосновенном комоде она однажды рассказала Чемесову, и, видимо, именно оттого Григорий велел ей подложить отравленный платок в это место, чтобы другие люди, кроме Зубова, не могли пострадать от яда.

Подойдя к резному комоду, Маша поставила коробку сверху и, медленно открыв ее ключом, подняла крышку. На несколько мгновений она замерла, глядя напряженным взором на холщовый мешочек внутри. Уже через минуту она дрожащими руками взяла мешочек и, медленно достав оттуда плотные белые перчатки, натянула их на свои тонкие ладони. Перчатки оказались невозможно большими и закрыли ее руки почти до локтей. Далее девушка, застыв над коробкой, потянула белые ленты, торчащие сбоку, и вытащила дно. В потайном отделении лежал небольшой шелковый кружевной платок, точно такой же, какие обычно использовал Зубов. Маша знала, что это его платок, ибо неделю назад также выкрала его из этого комода и отдала Грише.

Послышался шорох, и Маша затравленно обернулась, взглянув на приоткрытую в спальню дверь. Но никого не заметила. Опять стало тихо, и девушка напряженно выдохнула, подумав, что ей это только показалось.

Понимая, что времени мало и может вот-вот появиться кто-нибудь из слуг, девушка проворно выдвинула верхний ящик комода, где лежали носовые платки, а затем, одной рукой удерживая за ленты потайное дно, второй осторожно обхватила отравленный платок и мгновенно положила его поверх стопки. Быстро вставив обратно потайное дно, Маша стремительно начала стягивать перчатки с рук. Уже когда они оставались лишь на пальцах, она стащила одну перчатку, скинув ее в коробку, а вторую, чтобы не трогать ее руками, просто стянула, также кинув ее в шкатулку, и захлопнула крышку. Закрыв комод, девушка схватила коробку под мышку и устремилась вверх по потайной лестнице в спальню государыни.

Дверь в покои императрицы была чуть приоткрыта, и девушка, вихрем пролетев мимо, выскочила в кабинет Екатерины Алексеевны. И тут же налетела на камердинера Михаила, который в испуге ахнул. Замерев и мгновенно спрятав коробку за спину, Маша поздоровалась и, обойдя мужчину, пролепетала, что ей некогда, устремившись в примыкающую к кабинету гостиную. Спустя пять минут она прибежала в свою комнату, сжимая в руках коробку и думая о том, что в коридоре ей повстречалась только пара слуг, которые гасили свечи и даже не обратили на нее внимания.

С горящими щеками и дико стучащим сердцем Машенька, без промедления сунув коробку под кровать, устремилась к кувшину с водой. Помыв руки несколько раз, она устало прислонилась к стене и тяжко выдохнула. Девушка понимала, что сделала все, что требовалось, и теперь оставалось лишь ждать. Однако времени долго находиться в комнате у нее не было, потому что по распоряжению императрицы следовало отправляться в Смольный институт, дабы переговорить с тамошней начальницей по вопросам, которые Екатерина Алексеевна означила час назад. Маша быстро переоделась в платье для визитов, надела верхний вышитый редингот, шляпку, ботиночки и перчатки и поспешила прочь из своей комнаты, намереваясь вернуться через пару часов и придумать, что сделать с коробкой.

Зимний дворец, 1790 год, Май, 8, день

Едва Машенька вошла в главный вестибюль Зимнего Дворца, как наткнулась на матушку. Анна Андреевна словно ожидала ее и, завидев дочь, проворно подошла к ней и взволнованно прошептала:

— Здравствуй, милая. Не виделись мы сегодня. Я дожидалась тебя. Мы должны немедленно возвратиться домой.

— Что-то случилось, матушка?

— Да, Машенька. Идем. У нас нет времени. Слава Богу, твой отец сегодня в увольнении. И я дожидалась только тебя.

— Но мне надо доложить императрице о моей поездке в Смольный институт.

— Нет, не сегодня. Это опасно, — нервно выпалила старшая Озерова. — Идем, доченька. Я по дороге тебе все расскажу.

Анна Андреевна увлекла девушку на улицу. Уже через четверть часа Озерова с дочерью, преодолев просторную площадь перед Зимним дворцом, вышли на Невский проспект и поймали экипаж. Здесь, в закрытом от посторонних ушей пространстве, Анна Андреевна решилась все объяснить.

— Мария Фёдоровна, благодетельница наша, теперь, около полудня, поведала мне, что готовится приказ на арест всей нашей семьи.

— На арест? — испуганно пролепетала Маша, и сердце девушки яростно забилось, так как внутренним чутьем она поняла, что это как-то связано с отравленным платком. Мария Федоровна была цесаревной и женой наследника престола Павла Петровича. Именно у нее и служила фрейлиной мать Маши.

— Да, милая. Оттого я вся на нерве. Мария Фёдоровна отметила, что Павел Петрович не знает всех подробностей, но ему доложили, что это как-то связано с фаворитом государыни нашей. Боюсь я, что отец твой, Кирилл Петрович, уж такой порывистый и несдержанный человек, сказал этому Платону Александровичу что-нибудь неприятное. Вот и осерчала на него императрица.

— Но, может батюшка тут ни при чем? — сказала Машенька, холодея.

— Не знаю, милая. Мария Фёдоровна расстраивалась, что не может заступиться за нас, ибо власть Павла Петровича невелика, и он боится вызвать гнев матушки. Но Мария Фёдоровна милостиво позволила нам немедленно уехать из Петербурга, чтобы избежать ареста. Возможно, позже мы сможем вернуться. Я, едва все узнала, сразу же поспешила к тебе в спальню, душа моя. Так тебя уже не было. А все в твоей комнате перевернуто. Такое впечатление, что обыск проводили и что-то искали. И наверняка тайная канцелярия. Только не пойму, что они хотели найти у тебя, Машенька? Ума не приложу.