Слеза Шамаханской царицы - Вера Колочкова Страница 14

– Чесслово?

– Да правда, нет! Так, маленькие страшилки. Да и то – самой придуманные.

– И что за страшилки?

– Да сама не знаю... Вернее, не знаю, какое им название дать...

– Что, Владик загулял, да?

– Ой, что ты, бог с тобой! Скажешь тоже! Откуси пол-языка, как говорит моя мама! Он сроду в таких безобразиях замечен не был!

– Ну, если не загулял, значит, около того... Значит, покушается. Иначе бы ты сейчас на стуле так не подпрыгнула.

– Нет, Светка, нет...

– Да ладно! Сама-то себя не обманывай. И тем более меня не обманывай. Меня в этих делах обмануть трудно, ты же знаешь, какую я в них собаку съела. Романов у этой собаки фамилия. Сволочь и собака Романов...

– И давно он у тебя сволочью-собакой стал? Вроде всегда любила...

– А я и сейчас люблю. Так люблю, что за саму себя страшно. Но сейчас уже по-другому люблю... Сейчас я уже законные цветы терпения срываю, нюхаю, наслаждаюсь...

– Хм! Интересно... Цветы терпения, значит... Очень, очень интересно...

– Да что тут интересного-то, Лиз? Как будто сама не знаешь, как мы с Романовым жили... Не знаешь, какой он бабник, как со своей свободой носился, как жениться на мне не хотел, ребенка не хотел... Да другая бы и дня не выдержала с Романовым жить! А я, дура, влюбилась... Я ж еще девчонкой-соплюхой была, когда в него влюбилась! Соплюха соплюхой, а как-то сразу поняла – или Романов, или вообще никто никогда... Ну, вот крест у меня такой, а что делать? Потому и приходилось терпеть... Десять лет – все терпеть и терпеть...

– А не противно было, Светк? Терпеть-то?

– Противно, конечно. Так на то они и есть, цветы терпения, они обязаны когда-нибудь прорасти.

– И что, проросли?

– А как же! Теперь я вся в цветах, деваться от них некуда! Романов меня, можно сказать, на руках носит...

– И ты счастлива?

– А то! Конечно, счастлива, по самую макушку! И свадьбу наконец сыграли, и Степку в любви родили, и живем в любви... Цветы терпения, Лизонька, цветы терпения! Когда знаешь, ради чего терпишь, обязательно цветы прорастут!

– Не знаю, не знаю... Я бы не смогла, наверное. Да как это – жить с человеком, который тебя ни во что не ставит? Терпеть его измены, явное пренебрежение... Нет, я бы не смогла!

– Ну да, ну да... Вот так многие бабы цветы гордыни в букетик и собирают. Они ж яркими такими, роскошными поначалу кажутся! Правда, живут недолго, быстро подсыхают... А потом так и остаются сухим букетиком на всю оставшуюся жизнь. Можно поставить его в вазу, любоваться в одиночестве... Ах, какая я гордая, когда-то унизить себя не позволила! Тут, понимаешь ли, милая Лизонька, каждому свое... Я вот, например, цветы терпения выбрала. Мужики, они же как младенцы, им долго все вниз головой видится. Тем более если ты этого младенца любишь без ума...

– Да. Все ты хорошо говоришь, Светка. Правильно говоришь, не спорю. Но ведь не каждая женщина со своей гордостью совладать может!

– Конечно, не каждая. Всем с детства внушают: надо быть гордой, надо быть гордой, не позволять об себя ноги вытирать... А только это разные вещи, Лизк, – гордость и гордыня. Гордость – это для сильных и умных, а гордыня – для самолюбивых и слабых. Гордость – это тихая штука, о себе криком не кричит, а гордыня – та, наоборот, все норовит наружу выпятиться. Когда гордыня в любви присутствует, она ее на корню губит. Особенно гордыня женская. Говорю же тебе – мужики, они ж как младенцы, все наоборот видят! Ударь по этому «наоборот» гордыней, и все, и конец отношениям пришел! Вот скажи, ты своего Влада любишь?

– Да при чем тут Влад? И он вовсе не младенец, который все наоборот видит, как ты говоришь... Нет, он для такой аллегории не пример. Да, собственно, и повода у меня никакого... Нет, Светка, все равно твоя философия у меня в голове не укладывается. Тебе не кажется, что ты просто пыталась облагородить свое унижение, называя его терпением?

– Нет. Не кажется. Унижение – это когда не любишь. А когда любишь – это терпение.

– Да, опять же очень красиво и убедительно звучит... А главное – очень удобно...

– Ну, зачем ты так, Лиз?

– Прости, я не хотела тебя обидеть.

– Да я и не обижаюсь, еще чего! Только вот скажи мне... Если бы, к примеру, твой Владка загулял, ты что, его бы сразу из дома выгнала? Развелась? Горшок об горшок – и до свидания?

– Я... Я не знаю... Не знаю, честное слово...

– Вот то-то и оно, что не знаешь. Потому что любишь. Ведь любишь?

Не дав ей ответить, Светка выставила вперед указательный палец, вытянула шею, вслушиваясь в наступившую тишину, которую в следующую секунду вспорол требовательный Степкин призыв.

– Чего он так рано проснулся-то? – сорвалась она с места, убегая. – Ты посиди, Лиз, я сейчас...

Ох, как вовремя ты убежала, дорогая подруга. Вопрос-то твой врасплох застал...

Откинулась на спинку стула, опустила плечи, вздохнула, как самой показалось, с облегчением. Взгляд споткнулся о бокал с вином, и невольно потянулась, ухватила пальцами тонкую ножку. А ручонка-то дрожит, надо же... Нервничаешь, матушка, не нравится тебе этот разговор... И последний Светкин вопрос ой как тебя напугал...

Нет, а ведь и правда они с Владом никогда не говорили о любви. Старательно избегали этого слова, будто существовала между ними молчаливая договоренность. Собственно, поначалу их семейное строительство с некой договоренности и началось – попробуем, мол, поживем, а там посмотрим, что получится... И честно старались, чтоб получилось. Сходились на общем ложе со своими стараниями, демонстрировали друг другу чудеса нежности, заботливости и отсутствия какого бы то ни было эгоизма. Особенно Влад с «чудесами» старался, надо отдать ему должное. И она тоже не отставала, на лету подхватывая его старания, пытаясь доказать, как по-настоящему, по-женски их оценила...

А потом, со временем, то ли привыкли, то ли просто перестали стараться. Ушло неловкое ощущение старания, что-то большее появилось... Легкость какая-то, потребность в присутствии, в прикосновении, в объятии со смешком-шепотком на ухо, в утренней взаимной улыбке... Может, это и есть любовь? Может, она сама к ним пришла с благодарностью, а они не поняли, не заметили, как должное ее приняли, потому не пришло им голову словами ее обозначить? Да ведь и впрямь – как-то потребности не было... Даже когда Сонечкой забеременела, Влад просто обрадовался, как радуется всякий мужчина подобному известию от любимой жены. А тут еще и Ленка в их жизни образовалась, и забот прибавилось, и всякой бытовой беготни...

Да, есть у них любовь. Безусловно. И Влад ее любит, и она его. Просто у них... Как бы это сказать... Все от обратного пошло. У других любовь перетекает в привычку, а у них выработанная с годами привычка перетекла в любовь. А если уже перетекла, зачем ее лишний раз словами обозначать? И так все понятно, без слов...