Шиворот-навыворот - Виктория Волкова Страница 14

Олег довез их до Ельца. И на каждом посту ГАИ они падали, как китайские болванчики, потом снова садились. Олег предъявлял свою замечательную ксиву, и они ехали дальше.

Кто бы мог подумать, что придется так удирать из Москвы, и единственным человеком, желающим помочь им, окажется Олег, институтский друг Иштвана, всплывший невесть откуда незадолго до его смерти.

В Ельце машина остановилась. Сразу же из темноты появилась красная "Ауди" и поморгала фарами.

Олег и Лиля вышли из машины, стали прощаться.

— Все, езжай аккуратно, до твоего Города меньше двенадцати часов. Документы в бардачке. На связь выходим в 16–00 через день. Я думаю, все утрясется, через месяц сможете вернуться. Ешьте фрукты, купайтесь в речке и звоните. С сотового звони только мне, чтоб "они" знали, что ты не одна. Абонентская плата внесена на месяц вперед.

— Ладно, не переживай за нас. Все обойдется. Только ты узнай, что эти люди хотят? Я все отдам, лишь бы жить спокойно. И потом, я ничего не взяла, только самое необходимое. Пусть заходят в квартиру и ищут, что надо. Когда найдут, сообщи, мы вернемся.

Олег поцеловал Лильку в щеку.

— Лиля. Когда все утрясется, выходи за меня замуж.

— С ума сошел? — от неожиданности она не нашлась, что ответить.

— Ты же знаешь, как я к тебе отношусь, — Голос Олега стал напряженным.

— Еще я знаю, что у тебя хорошие жена и дети, — отрезала Лиля.

Она чмокнула его в пухлую щеку, решительно села за руль и дала по газам.

— Ты, что, правда, выйдешь за него замуж? Ты же его не любишь? — Света, негодуя, смотрела на мать.

— Это шутка, Света. На всем белом свете не найдется мужчина, способный заменить твоего отца, — усмехнулась она печально и посмотрела на дочку в зеркало заднего вида.

— Мам, а он не шутил. — Предупредила Света, встревожено поймав взгляд матери.

— Мне надо было его послать? Сейчас мы не можем себе этого позволить. А через год, сама знаешь, или ишак, или падишах, или ходжа Насреддин. — Лиля улыбнулась через силу и подмигнула дочке. — Давай, ложись, вздремни немного, пока Мишка спит, потом будешь его развлекать.

Она ехала по трассе в кромешной темноте и размышляла.

"Ты его не любишь, сказала Света. Нет, не люблю. Иштвана любила и уважала. Боготворила его. Муж был особенным, лучшим другом и советчиком. Может, это и есть любовь, спокойное тихое чувство, полное доверия и уважения, полное преклонения друг перед другом".

Она еще помнила то, другое испепеляющее, рвущее душу, чувство, казавшееся много лет назад великой любовью и чуть не погубившее ее саму. Если бы не Иштван… Человек, в которого она влюбилась когда-то, оказался обычным мерзавцем. Подумаешь, такое происходит сплошь и рядом. И ничего необычного в этом нет. А самое удивительное, что у нее все эти годы был Иштван. И она чувствовала себя в безопасности, как за каменной стеной. Он любил ее, и эта любовь наполняла ее жизнь особенным смыслом. Он ни разу не попрекнул Светой, наоборот, считал своей, любил и баловал.

А почти два года назад оказалось, что будет еще ребенок. Мишенька, сыночек, как ясно солнышко, точная копия отца.

— Я вместо ксерокса поработала, — шутила она тогда. Жизнь казалась спокойной и налаженной, даже Светкину болячку удалось побороть.

"Иштванек, Иштванек, что ж ты наделал? Куда и во что ты влез, что это стоило тебе жизни? Миленький мой, как же мне без тебя?"

В автомагнитоле Кутиков запел про новый поворот. Лиля решительно вытерла слезы и через силу начала подпевать. А потом решительно свернула с трассы в непроглядную мглу.

В Город она въехала по грунтовой дороге, идущей через поля, по старой партизанской тропе — как говаривал когда-то их с Иштваном школьный друг Витя Пахомов, показавший в свое время эти секретные подступы к городу. И когда через минут двадцать вдалеке заблестели золотые купола главного городского собора, Лиля решила, что все после смерти мужа она сделала правильно. И Иштван мог бы ею гордиться.

Иван посмотрел сначала кассеты, принесенные Терентьевым. На первой были запечатлены похороны Иштвана Цагерта. Оказалось, что его похоронили здесь в Городе, на центральной аллее кладбища, словно героя. Цветы, венки, прощальные речи. Великие люди мира сего говорили о том, какого человека потеряла эта страна. Лилька стояла в черной шали и в черных очках. И в какой-то момент Ивану показалось, что у нее по щеке бежит слеза. Но, будучи человеком, искушенным в общественной жизни, она не стала ее вытирать — то ли боялась испортить макияж, то ли не хотела, чтобы кто-то видел, что она плачет. Ветер трепал концы черной шали и выбившиеся из-под нее волосы. А она не обращала на это никакого внимания и лишь обнимала прижавшуюся к ней дочку. И от этого у Ивана защемило сердце. Подходили прощаться самые разные люди. Рядом стоял Виктор Николаевич Пахомов, владелец нескольких магазинов, ресторанов и рынков, с суровым и мрачным лицом, с ввалившимися щеками, губами, сложенными в недобрую складку. Но больше всех удивил Сергей Валентинович Корабельников, большой чиновник областной администрации. Подошел, поцеловал Лилю и Свету, встал рядом. Потом они все вместе шли с кладбища. И Иван заметил, как Лиля достала из сумочки темную тонкую сигаретку. Господин Корабельников, как настоящий джентльмен, тут же выхватил зажигалку, помог прикурить. Видеть, как Лиля затягивается и правильно, можно сказать, очень красиво курит, было очень непривычно и почему-то сильно покоробило Ивана.

А почему, собственно, она не может курить? Прошло пятнадцать лет. За эти годы любой человек сильно поменяется. И Лиля превратилась же из скромной, застенчивой девушки в стильную, импозантную женщину. Эта стрижка, маникюр, прочие дамские штучки. Какие-то простые, а, следовательно, очень дорогие тряпки. Черные брюки и куртка. Иван поймал себя на мысли, что даже при теперешнем его благосостоянии он не смог бы обеспечить ей такую жизнь. А, после смерти Цагерта, Лиля должна быть очень состоятельной женщиной. Наверняка у нее свое дело есть. Какой-нибудь салон красоты на Новом Арбате или бутик на Тверской. Она не из тех дамочек, кто будет сидеть дома, варить борщ и заглядывать в рот любимому мужу. Он отвлекся, а на экране была уже следующая мизансцена. Лиля стояла около красной "Ауди" с правительственными номерами и что-то говорила человеку, сидящему на заднем сиденье. Иван нажал на перемотку, чтобы посмотреть, кто же садился в эту самую "Ауди". Люди смешно попятились назад к могиле.

"Если я еще покручу, то Иштван Цагерт восстанет из гроба", — почему-то подумал Иван. Но вот какой-то поджарый мужик садится в машину. Вот повернулся лицом. Д-а-а-а. Баста карапузики, кончилися танцы. Он промотал вперед, где Лиля разговаривает с ним около машины. Олег Иванович Дунаев. Этого мужика Иван, как и вся страна, видел только на экране. Он что-то объяснял в разных передачах, выступал в государственной думе, ездил по стране и выезжал за ее пределы во главе разных делегаций. Пост его все время менялся, и какую должность он сейчас занимал, Иван не знал. А Лиля стоит рядом, спокойно разговаривает, ни один мускул на лице не дрогнет. Потом позвала девочку, та скорчила матери гримасу и села в машину, потом села Лиля. Процессия тронулась. Охрана, мигалки, гаишники. Что вы себе вообразили, Иван Григорьевич? Вы ездите в одной машине с депутатом нескольких созывов? Да, вы перед Корабельниковым Сергеем Валентиновичем шапку ломаете. То на шашлычок позовете, то на охоту. А вот и он стоит расстроенный. Все уехали, его забыли. Нет, прыгнул к Пахомову в "Мерс", по-свойски так прыгнул.