Бархатная ночь - Джо Гудмэн Страница 14

— Как великодушно с твоей стороны защищать нашу страну.

Рис покачал головой:

— Я понимаю позицию Англии, но не стану аплодировать ей. Например, я бы никогда не отдал приказ военно-морским силам Англии атаковать американские корабли и брать в плен их экипажи. Из-за одного этого можно начать войну. Королевские декреты разорили таких торговцев, как мой отец. А взятие в плен невинных людей разъярило нацию.

— Но ты все равно не присоединился к американцам, — подчеркнула Кенна.

— Это был тысяча восемьсот двенадцатый год. — Рис тяжело вздохнул. — Я только что вернулся с Пиренейского полуострова. — В его голосе прозвучала боль. — Я устал от войны.

Наступило молчание, и Кенна отвернулась, не в силах видеть тоску в его серых глазах. Она не могла не понимать, что выше всего на свете он ставил собственные принципы. Это вызывало уважение, но в то же время ей хотелось видеть его другим.

— То, что ты мне говорила в лесу, — внезапно сказал Рис, — это неправда.

Кенна со стуком опустила чашку на стол, удивленная резкой сменой темы разговора и серьезностью его голоса:

— Ты вечно твердишь о своей невиновности.

— А ты вечно отказываешься мне верить.

— Почему тебя так волнует мое мнение? Ведь все остальные тебе верят. Ник с самого начала бросился на твою защиту. Викторина всегда сомневается в правдивости моих снов. Ивонна боготворит тебя. Если бы ты хоть чуть-чуть поощрил ее, она бы влюбилась в тебя до беспамятства. Какое значение имеет то, что я одна думаю иначе?

— Это имеет значение, — напряженно сказал Рис. — Неужели кому-нибудь понравится, если его обвинят в убийстве? Где твои доказательства, Кенна?

— Мои сны…

— Черт бы их побрал! Что на самом деле ты помнишь о той ночи?

— Ничего, — тихо призналась Кенна и непоследовательно добавила: — Просто все слишком запутано.

— И все же ты обращаешься со мной, словно я виноват в смерти твоего отца.

— Я ничего не могу поделать с собой, — тоскливо протянула Кенна.

— Нет, можешь.

— Не могу! Что случилось, то случилось! Неужели ты думаешь, что я не хочу ничего вспомнить? Ведь тогда я освобожусь наконец от ночных кошмаров. Неужели ты думаешь, что мне нравится так жить? Каждый вечер я со страхом закрываю глаза.

— Кенна. — Он потянулся через стол, чтобы взять ее за руку.

Кенна быстро отодвинулась и сложила руки на коленях. Он мгновение смотрел на нее, а потом убрал протянутую руку.

— Я ничего не хочу от тебя, Рис. И уж точно никаких утешений. Ты единственный, кто постоянно присутствует во всех моих страшных видениях. Я знаю, что ты был с моим отцом в пещере. Убившая его пуля, возможно, вылетела не из твоего пистолета, но именно из-за тебя отец пришел туда.

Рис откинулся на стуле. Он отдал бы все на свете, лишь бы сказать, что это неправда. Но это было не так, и он промолчал. Если он заговорит и Кенна почувствует ложь, то она окончательно уверует в свои сны.

— Тебе нечего сказать? — едко спросила Кенна. Он покачал головой:

— Похоже, мне не удастся заставить тебя посмотреть на вещи иначе. Придется оставить все как есть.

— Спасибо и на том. Извини, но меня ждут дела. — Кенна поднялась со стула, вслед за ней встал и Рис.

— В любом случае, — сказал он дружелюбно, — я хотел бы сопровождать тебя к Тому Аллену.

Кенна бросила на него неуверенный взгляд.

— Не знаю, нужно ли, — сказала она в конце концов. — Хорошо, что мы заключили нечто вроде мирного договора, но, боюсь, я не смогу выносить тебя рядом постоянно.

Разочарование не отразилось на лице Риса.

— Как хочешь. Может быть, Викторина согласится покататься со мной в экипаже?

— Не сомневаюсь. — Кенна приказала себе не обращать внимания на внезапную боль в груди и быстро вышла из комнаты.

Она не обманывала Риса, когда говорила, что ее ждут дела. Например, ей надо отдать приказания насчет ужина и разобраться с меню на неделю. Обычно Кенна не любила это занятие, потому что оно требовало длительного общения с их исключительно умелым, но неуравновешенным французским поваром. Сегодня, однако, она мысленно поблагодарила Викторину за эту работу. Надо также не забыть найти швею, миссис Парфитт, и попросить ее зашить разорванный подол желтого муслинового платья. Кенна, как правило, избегала эту женщину, потому что ненавидела примерки. Невыносимо часами стоять на месте, медленно поворачиваясь, в то время как миссис Парфитт, что-то неразборчиво бормоча сквозь булавки во рту, ползает на корточках вокруг.

Кенна решила, что починка платья — самое неприятное дело, а следовательно, им надо заняться в первую очередь. По дороге к себе она встретила Викторину.

— Доброе утро, — сказала Кенна и поцеловала подставленную ей щеку.

— Доброе утро, дорогая. Ты выглядишь очень оживленной, хотя эта шаль ужасающа.

Кенна рассмеялась. Викторина так и не отказалась от своих попыток изменить ее. На мачехе было бледно-голубое шелковое платье с белой кружевной косынкой. Кенна не осуждала стремление Николаса и Викторины следовать моде, она просто считала, что ей это не нужно.

— Дженет сказала то же самое.

— Тебе следовало прислушаться к ней, — попеняла Викторина. Внезапно выражение легкого неодобрения на лице Викторины исчезло, так как она явно что-то вспомнила и внимательно посмотрела на Кенну. — Ник испортил мой завтрак, сообщив очень неприятную новость.

— Ты имеешь в виду Риса? Я оставила его в столовой. Он приехал сегодня рано утром.

Викторина изящно взмахнула рукой:

— Нет, я говорю не о Рисе. Ник сказал, что у тебя сегодня был особенно кошмарный сон.

— Ему не стоило тебя беспокоить. — Хотя Викторина являлась одним из главных действующих лиц в этом сне, Кенна не собиралась признаваться ей в этом. В Викторине были какая-то чистота и даже беззащитность, которые не позволяли Кенне обременять ее своими проблемами.

Красивое лицо Викторины смягчилось.

— Может быть, когда-нибудь ты разделишь со мной свои тяжелые мысли, Кенна. Сейчас я не стану настаивать. — Она легонько дотронулась до руки падчерицы и ушла.

Занимаясь своими делами, Кенна вспоминала обиду, отразившуюся на лице Викторины. Если верить ее сну, то нельзя относиться к мачехе как к фарфоровой статуэтке. И все же отец был готов до последнего защищать жену и упрекал в измене Риса. Кенна считала своим долгом поступать, как он.

Под предлогом поездки в город Кенна попросила запрячь коляску. Она прекрасно управлялась с лошадьми, так что никто не обратил внимания, когда она в одиночестве покинула Даннелли. Покрытая снегом дорога разветвлялась в миле от особняка, и Кенна повернула налево.