Бессердечно влюбленный  - Маргарита Ардо Страница 13

Устал меня гонять, бедняга. Ну, конечно, если в восемь утра Михаил уже был в офисе, причём чисто выбритый и в свежей рубашке, а в девять вечера ещё звонил из Москвы, значит, летел ночью. Удивительно, на какие жертвы пошёл, лишь бы приструнить мятежного ассистента. Так если подумать, ведь моё платье – ерунда же!

Я помялась на пороге кабинета. Сбежать и позвонить Егору? Нет, поздновато. Да и если оставить биг-босса, после такой позы у него утром наверняка шея поворачиваться не будет. Поэтому я громко постучала три раза по дверному полотну. Михаил встрепенулся, подскочил, заморгал испуганно.

– Вы что хотели, Виктория? – пробормотал он, одёргивая пиджак и тщетно делая вид, что всё в порядке. Я вот так тоже утром с папой разговариваю по телефону, когда он звонит, чтобы не называл меня засоней, а я ведь люблю в воскресенье часиков до десяти поваляться. Но папа всегда догадывается и получается только смешнее.

– Вы обещали меня отвезти, – сказала я. – Перевод уже у вас в почте.

– Да, хорошо, – кивнул он, моргая своими длиннющими ресницами, – дайте мне минуту.

Я прикрыла дверь и поджала губы, чтобы не хмыкнуть громко.

Действительно через минуту Михаил вышел из своего кабинета, подтянутый, строгий. В общем, снова изваяние. Эх!

Мы спустились на подземную стоянку. Он прошёл к сверкающему чистотой автомобилю с обтекаемым, как у космического челнока, серебристым кузовом. Я не разбираюсь в марках, но это было красиво и сразу видно – статусно. Кожаный салон цвета слоновой кости, приборная панель тоже как для лайнера. И безупречный биоробот за рулём.

Мы выехали на ночные улицы центра, щедро освещённого фонарями. Те подсвечивали жёлтую листву на фоне густого синего неба, и город казался волшебным. Я скосила глаза на удава: интересно, он вообще видит всё это? Звёзды? Красоту улочек и уснувших домов прошлого века? Романтичный дух осени, кусты с алыми вкраплениями ягод, утопающие в тени пустые скамейки сквера? Золото, рассыпанное по дорожкам?

Кажется, нет. Взгляд зелёных глаз сосредоточен на дороге и светофорах, губы плотно сжаты, руки на руле, пиджак без лишней складочки, туфли на вид очень дорогие. Но лучше б на них было пятно, а на пиджаке бы повисла пуговица, потому что вся эта безупречность была какой-то неживой, пусть и красивой. Очень. В голове снова возник «Евгений Онегин» и перефразированные строки про «красавцев недоступных, холодных, чистых, как зима, неумолимых, неподкупных, непостижимых для ума». У Пушкина, правда, было про красавиц, а не про самодуров упёртых. Но мне вдруг захотелось сделать что-то, чтобы разбудить Михаила. Не знаю, из вредности ли, из любопытства или просто из баловства. И я сказала:

– Вы учите французский? Всё равно не успеете до поездки в Париж.

Михаил непонимающе взглянул на меня.

– … но программу получше я могу вам посоветовать, – улыбнулась я. – И хорошего учителя. Учить язык будет просто и интересно.

Нет, конечно, я не себя имела в виду, а Евгению Михайловну, моего потрясающего репетитора с невероятным чувством юмора и умением найти подход к каждому. Она так подтянула меня по языку, что три курса в университете мне потом было нечего делать.

– С этим разберётся отдел кадров, – отрезал железный дровосек. – У вас есть свои обязанности.

– Как угодно, – ответила я и обиделась. Кто меня просил лезть? Никто.

Михаил остановил авто у шлагбаума, перегораживающего въезд во двор. Холодно попрощавшись с боссом, я вышла из машины. Хлопнула дверцей и поёжилась. На лавке сидели бурно-матерные подростки с пивом. Чёрт, идти мимо них придётся… За спиной раздался характерный щелчок двери, и удав оказался рядом.

– Где ваш подъезд?

– Вон там, в дальнем углу, – поражённо ответила я.

– Идёмте.

Так же, не говоря ни слова, мы прошли к крыльцу. Я ткнула ключ в домофон, прошла к лифту. Удав за мной. Я настороженно наблюдала за ним: что он делает? Неужели провожает? Или просто контролирует до конца? Чтобы потребовать перекрасить дверь в квартиру из красного в уныло-серый? С этого станется.

Михаил довёл меня до двери. Мой кот жалобно замяукал изнутри. Шеф нахмурился. Неодобрительно глянул на сову на звонке, с отвращением – на выцарапанную на побелке рядом надпись «Вика, я тебя люблю», накорябанную Серёжкой Бойко ещё в одиннадцатом классе. Скользнул взглядом по моему короткому пальто и ногам в тонких колготках, туфлям.

– В восемь тридцать. Без опозданий, – приказал удав и быстро сбежал по лестнице вниз.

Я вошла в квартиру в полном недоумении: что это было?

Мурзик ломанулся мне в ноги, чуть не сбивая пушистой головой и обиженно мяукая. Я присела на корточки и взяла его на руки:

– Прости, маленький! Сейчас покормлю, это всё этот виноват… железный!

Кот сказал громко мне в лицо «Мяу», имея в виду, что ему плевать, он бедный, несчастный и мне должно быть стыдно. Мне и было. Канарейка в ответ на включённый на кухне свет чирикнула, распушила пёрышки и снова задремала. Я заполнила миску Мурзика едой, подлила воды птичке и только потом пошла снимать пальто. Ничего не хотелось, тем более завтра на работу. К этому невоспитанному тирану!

Нет, это совершенно никуда не годилось! И вообще не шло ни в какие рамки! Ёжик проснулся в душе и затопал ножками в темпе революционного марша: «Вихри враждебные веют над нами, Тёмные силы нас злобно гнетут, в бой роковой мы вступили с врагами…» ^[8] Да, нечего расслабляться! Между прочим, пока удав дрых в кресле, я переводила дурацкий устав!

И вообще, после такого поведения за день, моего желудка, грозящего быть испорченным крокодильей порцией шоколада, сорванным свиданием и усталостью, достойной раба на плантации, один нормальный поступок удава в зачёт не идёт! Тем более, что разговаривать он нормально не соизволил! Вот что ему стоило сказать: «До свидания» или «Спокойной ночи»? Сломался бы язык, что ли?! Нет, я просто обязана продолжить борьбу! Ведь я уйду вот-вот, а Даха сколько мучилась, и после меня тоже кому-то придётся…

Нет, я ему попорчу кровь, а там хоть трава не расти! Что у меня по списку? Ага, мы терпеть не можем запах еды в офисе. Ну ладно, а я терпеть не могу шоколад на ужин и невоспитанных чурбанов! Решено. И я открыла холодильник с таким же настроением, с каким старший брат Ульянова-Ленина собирал бомбу для террористической атаки на царя.