Ворон и роза - Сьюзен Виггз Страница 13

Вильгельм внимательно посмотрел на растерянную девушку и наконец, осмелился высказать свое предположение:

— Вы не думаете, что кто-то заглядывал в ящик?

— Конечно, нет. Почему вы такой недоверчивый?

— В этом нет ничего удивительного. Каждый день меня навещают по несколько каноников, а от вашей дозы опия я крепко сплю.

Лорелея снова села.

— Странно. Мои записи ничего не значат для здешних людей.

— Вы говорили, что настоятель против этого.

— Он не из тех, кто действует тайно. Наверное, я сама засунула куда-нибудь эту страницу.

— Вы помните, что там было?

— О да. Вот, послушайте. Отец Гастон, Сильвейн, Тимон и еще трое послушников прошлой весной ездили в Ивердон покупать пряденую шерсть. Мериносы тех мест славятся качеством своей шерсти, а монахини прядут из нее отличную пряжу.

— Монахини? — переспросил Вильгельм.

Лорелея взглянула в его суровые, испытующие глаза.

— Это место что-то значит для вас? Вы что-нибудь вспомнили?

— Нет, — ответил Вильгельм и расслабленно откинулся на подушку. — Давайте продолжим.

— Они обнаружили аббатису при смерти. Отец Гастон слышал ее последнюю исповедь и совершил прощальный обряд, — рассказывала Лорелея. Она заметила, что Вильгельм так сильно стиснул бутылочку с чернилами, что побелели костяшки пальцев. — К тому времени, как они вернулись назад, отца Гастона уже начало лихорадить. Отец Джулиан не пустил меня к нему, — сказала она и сердито нахмурилась, вспоминая, какой скандал учинила настоятелю.

— Чтобы вы не заразились, — подсказал он.

— Да. Отец Ансельм и отец Эмиль ухаживали за больным, — она обхватила колени руками и уперлась в них подбородком. — Отец Гастон метался в бреду несколько дней. Из коридора я слышала, как он бредил.

— Бредил? Что он говорил?

— Я никак не могла связать его слова. Отец Эмиль должен знать. Все эти дни он сидел рядом с ним. В конечном итоге все шестеро мужчин заболели. Отец Гастон, Сильвейн и Тимон выздоровели. Но вот что любопытно больше всего, Вильгельм. На четырнадцатый день температура упала. Кажется, сам организм производит что-то такое, что убивает инфекцию. Схожесть с оспой слишком очевидна, чтобы на нее не обращать внимания.

— Значит, вы считаете, что можно разработать вакцину?

Девушка утвердительно кивнула.

— Но это должен сделать кто-то более опытный, чем я. Вот поэтому я и хочу написать обо всем этом, Вильгельм. Может, такую работу уже проделали до меня, но я хочу убедиться.

Он перевернул страницу.

— А трое остальных умерли?

— Да. Это были ужасные смерти, — сказала Лорелея. Голос ее дрожал.

— Вы написали об этом на пятой странице. И очень трогательно, Лорелея.

— Вы считаете лишним описывать мои личные чувства?

— Не знаю. Не помню, чтобы я когда-нибудь раньше читал медицинские трактаты.

— Может быть, нам это лучше выбросить? Не хочу казаться непрофессионалом.

— Вы не непрофессионал, Лорелея, — успокоил ее Вильгельм. Он взял чистый лист бумаги. — Теперь нужно восстановить утраченную страницу. Вы говорите, что в Ивердон ездил отец Гастон?

Девушка кивнула и медленно заговорила, давая возможность Вильгельму не торопясь записывать.

Склоненные головы, разбросанные по кровати страницы. Она говорила, а он записывал. Он уточнял, а она разъясняла. Лорелея и Вильгельм работали целый день, пока солнце не стало отбрасывать длинные тени на неровном полу. Они даже не услышали, когда колокол пробил шесть раз. Через несколько минут вошел отец Ансельм.

— Как чувствует себя наш пациент? — спросил старый каноник.

Лорелея схватила лист бумаги и заспешила к нему.

— Вот показания о его пульсе и мои наблюдения. Он идет на поправку.

Отец Ансельм нащупал свои очки, которые висели на цепочке вокруг его шеи, и нацепил их на нос. Но он едва взглянул на ее подробный доклад. Все его внимание было обращено на бумаги, которые лежали на коленях Вильгельма.

— А это что такое у вас?

Спокойный, как клерк в бухгалтерии, Вильгельм сложил листы в стопку и убрал их под свою дощечку.

— Мадемуазель де Клерк попросила меня помочь ей.

У Лорелеи все сжалось от его слов. Отец Ансельм возражал против ее научной работы. Но прежде, чем она смогла что-либо объяснить, Вильгельм продолжил:

— Дело в том, что я хорошо знаю латынь. Я даю ей уроки.

«Ложь так легко сорвалась с его губ», — в замешательстве подумала Лорелея. А так как она не возразила, то тоже приняла участие в этом обмане.

— Очень хорошо, — проговорил отец Ансельм. — В приюте у нее не было достаточных возможностей заняться языком как следует, — с сожалением сказал он, бросая взгляд на удобное кресло у железной печки.

— Присаживайтесь, — сказала Лорелея, направляя его в теплый, затемненный уголок палаты. — Вам необходимо отдохнуть.

— Я могу остаться только на несколько минут, — запротестовал он, но вскоре уже тихо похрапывал.

Следующим посетителем был отец Эмиль.

— Ах, вот он где, — отрывисто проговорил священник, направляясь к отцу Ансельму, чтобы разбудить его. — У нас встреча с настоятелем. А как у вас сегодня дела, — месье? — спросил он, поворачиваясь к Вильгельму.

— Благодарю вас, уже лучше, — ответил он.

— Мы все очень желаем вам выздоровления, чтобы вы могли вернуться к вашим делам, месье, чем бы вы там ни занимались.

Отец Эмиль не услышал облегченного вздоха Вильгельма.

— Пойдемте, дружище, — сказал он отцу Ансельму и помог старому человеку подняться.

После их ухода Лорелея произнесла:

— Кажется, вам теперь нужно немного обучить меня латыни.

— Придать лжи немного правды? Вы не любите лгать, да?

— Не люблю.

— А я, кажется, в этом преуспел.

— О да.

Они работали, пока собаки не подняли лай перед вечерней кормежкой.

С удивлением заметив, что время пронеслось так быстро, Лорелея посмотрела на Вильгельма:

— Вы, должно быть, устали. Благодарю вас за помощь, а сейчас я должна идти. Сегодня за ужином отец Гастон читает лекцию, я обещала присутствовать на ней. Вам придется побыть одному.

— У меня есть чем заняться, — сказал Вильгельм и указал на бумаги.

Она импульсивно взяла его за руку:

— Вильгельм, огромное вам спасибо.

Он ответил легким пожатием на ее жест. Рука мужчины была крепкая и большая. Он казался немного смущенным.