Кекс на пляже - Анна Антонова Страница 13

– Ракушки! – загорелась я. – Их, наверно, много после шторма вынесло, давай поищем!

– Что, ты полезешь в эту помойку? – скривился Леня.

– А ты не полезешь?

– Я – нет.

Я хотела было возмутиться и закапризничать, но почему-то не стала. Кошмар, что делается, скоро совсем в пай-девочку превращусь!

– Принесу я тебе ракушек, – сказал он.

– В городе купишь? – скептически осведомилась я.

– Вот еще, в городе! Я здесь, на берегу, одно место знаю.

– Они там, наверно, старые и разбитые.

– Сама увидишь!

– А пойдем туда сейчас, – загорелась я.

– Нет, – покачал головой Леня. – Всем туда нельзя.

– Секретная военная база по добыванию ракушек?

– Ага.

– Смотри, вон табличка! – отвлеклась я.

Шест с дощатым щитом, на котором неровными буквами было намалевано краской «Шторм! Купаться запрещено!», был воткнут прямо в гальку.

– Брр! – поежилась я. – Даже если бы не запрещалось, сомневаюсь, что возникло бы такое желание!

– А какое бы желание возникло? – вкрадчиво поинтересовался Леня, прижимая меня к себе.

– Да уж не то, о котором ты подумал, – отрезала я, чувствуя, что щекам стало горячо.

– А я видел, как люди на пляже любовью занимались, – шепнул Леня, запуская руки под мою куртку.

– Ну и как? – глупо спросила я.

– Возбуждает, – по-прежнему шепотом ответил он, щекотно касаясь губами моего уха.

По мне словно прокатила волна, оглушающая и неостановимая, как штормовое море, наши губы встретились…

Я резко отстранилась.

– Что, накатило? – прищурился Леня.

– Пошли, – пробормотала я.

– Куда?

– На… смотровую площадку.

Смотровая площадка, на удивление, была пуста. Похоже, народ рассматривал море исключительно в прикладных целях и, если нельзя купаться, интереса к нему не проявлял.

Леня уселся на узкую скамейку верхом, прислонился спиной к дереву и прижал меня к себе. Я смотрела на море, полулежа в его руках, и мне было удивительно хорошо и спокойно.

Плохо и беспокойно было только чертику, который сидел внутри и давно, с самого утра, просил слова. Пока мне удавалось вовремя его затыкать, но, стоило расслабиться, он пролез и высказался:

– Любовь не вздохи на скамейке и не прогулки при луне…

– Ты это к чему? – насторожился Леня.

– Да так.

– Нет, ты скажи!

– Да ни к чему.

Но, похоже, его зацепило не на шутку.

– Во-первых, это не твои слова, а какая-то дурацкая цитата. А, во-вторых, я тебе в любви еще не признавался!

– Вот как? – вскинулась я, сбрасывая его руки.

– Надька, ты что? – испугался он. – Извини, я не хотел…

– Ничего! – Я отскочила к перилам и дернула расстегнувшуюся – или кем-то расстегнутую? – молнию куртки.

Наверно, в замок попала ткань, молния не поддалась, а я от резкого движения потеряла равновесие. Перед глазами мелькнули каменистый склон, клочья пены на камнях, темная вода далеко внизу…

Леня оттащил меня от перил, схватил за плечи, встряхнул:

– С ума сошла?

– А нечего говорить… – начал было чертик, но я дала ему мысленного пинка.

– Что говорить?

– Что ты мне в любви не признавался! – все-таки прорвался чертик.

– А я что, признавался? – удивился Леня.

– Ах, так!.. – снова дернулась я, но он держал меня крепко.

– Ну пожалуйста, если тебе так хочется: я…

– Нет! – завопила я. – Не хочу! Замолчи сейчас же!

– Ладно, ладно, – успокаивающе проговорил он. – Я тебя не люблю. Ты это хотела услышать?

– Мечтала, – буркнула я. И с преувеличенным вниманием посмотрела в траву: – Ой, тут тоже улитки!

– Давненько не видала! – фыркнул Леня.

Я взяла улитку за панцирь, и она, как ни странно, не спряталась, оставила снаружи любопытные рожки.

– Смотри, у нее глазки! – восхищенно протянула я.

– А ты не знала, что у них глаза на рожках? – скептически осведомился Леня.

– Ну, знала, конечно, и по телеку видела, но чтобы вот так, в натуре…

– Перестань мучить животное!

– Хочешь, тебя помучаю? – прищурилась я.

– Да ты и так…

– Что?

– Ничего.

– Разве я кого-то мучаю? – удивилась я. – Она даже не спряталась, – с намеком сказала я и прислонила широкую улиткину ножку к стволу ближайшего дерева.

Этого она уже не выдержала, убралась в свой панцирь.

– Они по отвесным стенам не ползают, – снисходительно пояснил Леня. – По таким неровным – тем более!

– Захочет быть со мной – станет, – с вызовом сказала я.

– Уверена, что захочет?

– Улитка? – не осталась в долгу я.

Повисла пауза.

– Потом буду вспоминать этот день, – мечтательно протянул «чертик». – Эту улитку…

– Надь, – совсем другим голосом, серьезно и глухо, сказал Леня. – Я не хочу расставаться.

– А кто расстается? – нарочито удивилась я. – Вот скоро обедать пойдем…

– Я не про это, – не поддался он. – Я вообще…

– А что вообще, Ленечка, – я тоже оставила дурашливый тон. – Как ты себе это представляешь? Я перееду к тебе в Астрахань? И где мы будем жить? У твоих родителей? А на что? На две тысячи, что ты в театре получаешь?

– Три…

– Потрясающе! А что я там буду делать? В местной газете «Астраханские вести» работать? Там таких умных и без меня, наверное, много! А, может, ты ко мне переедешь? – совсем разошлась я. – В театр устроишься? Так я не думаю, что в московских театрах зарплата намного больше!

– Это неважно, – нахмурился он. – Все потом можно решить…

– Ошибаешься! Очень даже важно. И ничего потом не решится, это иллюзия. Так все и будет тянуться, пока мы друг друга не возненавидим…

– Мы не возненавидим… – начал было Леня, но я перебила:

– Ленечка, любовь не…

– Да слышал уже! Только не надо прикрываться глупыми стишками. Так и скажи, что ты меня… – сбился он, – что я тебе не нравлюсь.

– А я тебе нравлюсь?

– Да ну тебя, – с досадой отмахнулся он. – Тебе скажи…