Принцесса в центре внимания - Мэг Кэбот Страница 13

1) груди как не было, так и нет. И, похоже, уже не будет;

2) ступни длиной с лыжи;

3) я – единственная наследница престола какого-то европейского княжества;

4) у меня есть тайный поклонник, который не горит желанием становиться явным;

5) оценки мои все так же плохи, несмотря на титанические усилия по их улучшению;

6) моя мама беременна от моего же учителя алгебры;

7) и все Соединенные Штаты Америки узнают об этом в понедельник, во время вечернего выпуска программы «24/7» – из моего эксклюзивного интервью.

Так нет же, вдобавок ко всему этому я еще и единственная из всех моих подруг, которая никогда в жизни не целовалась с мальчиком по-настоящему.

Честное слово.

Лилли придумала такую штуку для следующей серии своего шоу, что перед камерой мы по очереди будем в чем-то признаваться. Она хочет проиллюстрировать уровень падения нравов современной молодежи. Вот и заставляет нас признаваться в своих самых страшных грехах, а сама записывает. Ну, это не важно. А важно то, что, оказывается, и Шамика, и Тина Хаким Баба, и Линг Су, и Лилли успели поцеловаться с мальчиками по-настоящему.

Все, кроме меня.

Ладно, Шамике я не удивляюсь. Она стала такая красавица, что мальчики вокруг нее вьются как пчелы. Как мухи. И Линг Су давным-давно встречается со своим парнем из Клиффорда, эти-то, уж наверное, раз сто целовались по-всякому.

Но Тина? В том смысле, что у нее ведь телохранитель, прямо как у меня. Когда, интересно, она успевает встречаться с парнями?

А Лилли? Лилли, МОЯ ЛУЧШАЯ ПОДРУГА? Которая, как я полагала, рассказывает мне все (хотя я-то сама далеко не все рассказываю ей о себе)? Она целовалась с парнем по-настоящему и не рассказала мне об этом ДО СИХ ПОР?

Борис Пелковски, очевидно, круче, чем кажется, когда смотришь на его заправленные в штаны свитера.

Я, конечно, извиняюсь, но это ненормально. Тошно, мерзко, гадко, противно, фу. Я бы скорее согласилась умереть никогда не целованной высохшей старой девой, чем целоваться с Борисом Пелковски. У него же всегда в пластинке для исправления прикуса еда застревает!!! Остатки разноцветных мармеладок, конфет каких-то. Фу.

Лилли сказала, что, перед тем как целоваться, Борис снимает свою пластинку. Все равно – фу.

Ох, все же я невезучая. Был в моей жизни один случай, когда меня целовал мальчик, да и то лишь потому, что желал попасть на обложки журналов.

Раз уж я никогда не целовалась по-настоящему, мне не в чем было признаваться на шоу, а Лилли решила, что будет меня испытывать. Так и сказала – придумаем тебе испытание. Моего согласия она, естественно, и не подумала спросить.

Затем она немного подумала и сказала, что испытание будет заключаться в том, чтобы я выбросила баклажан из окна их квартиры. А это, между прочим, шестнадцатый этаж.

Я сказала, что, конечно, выброшу, хотя категорически не хочу этого делать. Мне кажется, что это просто глупо. Попадешь кому-нибудь по голове, и тому человеку мало не покажется – баклажаном-то с шестнадцатого этажа. Я обеими руками готова голосовать за иллюстрацию пороков, в которых погрязла нынешняя молодежь, но совсем не хочу раскроить кому-нибудь череп баклажаном.

Но что мне оставалось делать? Это было испытание, и надо было его выдержать. Вот как плохо, что я ни разу ни с кем не целовалась. Если бы целовалась, то и баклажан выбрасывать не пришлось бы.

Ну, и не могла же я объявить, что хотя ни разу не целовалась, зато каждый день получаю от кого-то любовные письма.

А вдруг это Майкл? Вряд ли, конечно, ну а все-таки – вдруг? И не хочу я, чтобы Лилли об этом узнала. Даже больше не хочу, чем чтобы она узнала об интервью с Беверли Белльрив. Еще не хочу, чтобы она узнала о том, что моя мама и мистер Джанини собираются пожениться. Я так стараюсь быть обычной девчонкой, которая ничем не выделяется среди своих сверстников. Однако все только что перечисленное никак не может помочь мне в исполнении этих моих желаний. Все, что касается меня, – ненормально!

Сама мысль, что где-то в мире есть мальчик, который любит меня, думает обо мне, должна, по идее, давать мне дополнительные силы, поддерживать в трудную минуту… Ну, например, давать моральную поддержку в таких случаях, как интервью с Беверли Белльрив. Эх…

Наверное, можно и не уметь уверенно формулировать свои мысли, когда на меня нацеливается камера и прямо в лицо светят прожекторы, но уж баклажан-то из окна выбросить я могу!

По-моему, Лилли от удивления испытала состояние шока. Раньше я никогда не соглашалась на подобные испытания.

Не могу внятно пояснить, почему я согласилась теперь. Может, просто хотела оправдать звание самой классной девчонки в школе?

А может, просто испугалась, что Лилли придумает что-нибудь еще похуже, а пути к отступлению уже не будет. Как-то она заставила меня пробежать по коридору туда и обратно практически без одежды. И не по тому коридору, что находится внутри квартиры Московитцев, а по тому, что снаружи.

Словом, какие бы ни были причины, я уже согласилась и вскоре после этого шла на кухню за баклажаном мимо докторов Московитц (они в купальных халатах сидели в гостиной, вокруг валялись кипы медицинских журналов, но папа Лилли читал «Спорт Ревю», а мама Лилли – «Космополитен»).

– Привет, Миа, – сказал папа Лилли из-за журнала, – как поживаешь?

– Хм, – отреагировала я довольно нервно, – отлично, спасибо.

– А как мама? – спросила мама Лилли.

– И она, – говорю, – отлично, спасибо.

– Она все еще встречается с вашим учителем алгебры?

– М-м-м, да, доктор Московитц, – подтверждаю я.

Да еще как, гораздо больше, чем вы думаете (последняя фраза – не вслух, а только мысленно).

– А ты одобряешь эти отношения? – захотелось узнать папе Лилли.

– М-м-м… Да, доктор Московитц.

Не думаю, что стоило описывать им подробно всю ситуацию – рассказать о беременности, о решении пожениться. К тому же я в данный момент проходила испытание. Совсем не время останавливаться и подвергаться психоанализу.

– Ладно, передавай ей от меня привет, – сказала мама Лилли, – мы ждем не дождемся открытия следующей ее выставки. Она будет проходить в галерее «Мэри Бун»?

– Да, мэм.

Московитцы большие поклонники таланта моей мамы. Ее картина даже висит у них в гостиной. «Женщина за завтраком в бистро "Старбакс"», одно из лучших маминых полотен.

– Мы придем, – пообещал папа Лилли.

После этого он и его жена снова уткнулись в свои журналы, а я устремилась на кухню.

Баклажан нашелся в нижнем ящике. Я засунула его под блузку, чтобы родители Лилли не засекли меня, когда я понесу овощ в комнату их дочери. Это вызвало бы ряд нежелательных расспросов. Несу я баклажан (блузка на животе оттопыривается) и думаю: вот так через несколько месяцев будет выглядеть моя мама. Странно было думать об этом. Кстати, надеюсь, когда живот будет заметен, мама станет одеваться более консервативно, чем обычно.