Слепая любовь - Елена Лагутина Страница 13

Данка сидела на табуретке, он стоял возле окна. Подошел, присел рядом на корточки, и его глаза стали напротив.

— Ну и что же сказала тебе моя мама?

— Твоя мама сказала, что у тебя есть невеста, ее зовут Катенька и что через шесть месяцев вы должны пожениться, — выдохнула Данка.

— А она тебя, случайно, на свадьбу не пригласила? — Он попытался быть ироничным, но вдруг вскочил, чертыхнулся. — Так вот в чем дело, вот что с тобой происходит! Данка! — Он приподнял ее за плечи, поставил напротив. — Ты поверила?

В тот момент он уже знал, что эта девушка никогда не плачет — вернее, что из ее глаз никогда не льются слезы, — но прекрасно знал и то, что сейчас творится у нее в душе.

Она сглотнула комок, опустила глаза:

— Нет, не поверила. Правда, не поверила, Андрей. Только... — И отстранилась, на время стала чужой, другой, взрослой и незнакомой. — Я ведь и правда не пара тебе.

И в этот момент он понял, ясно и отчетливо представил себе все то, что произошло в те короткие минуты на кухне, когда две женщины были вдвоем. Увидел глаза Галины, увидел Данку...

— Никогда. Слышишь, никогда в жизни не смей так думать. Я тебе когда-нибудь говорил, что люблю тебя?

— Говорил, — покорно согласилась Данка.

— Тебе этого мало? Тебе этого мало? — снова повторил он, потому что она не отвечала.

— Скажи еще. Тысячу раз.

— Люблю...

Больше к этому разговору они не возвращались. Месяц шел за месяцем — казалось, в их отношениях ничего не изменилось. Внешне это на самом деле так и было — ни дня друг без друга. Лекции, семинары, зачеты, и все-таки хоть полчаса для встречи — всегда. Данка сумела переступить, заглушить в своей душе тревогу, смогла заставить себя не думать о будущем — она была слишком счастлива для того, чтобы цедить в сознании страшные мысли о том, что же будет потом. Она просто жила и ценила каждый день и час, каждое мгновение, проведенное наедине, а он...

Конечно же, ему было гораздо сложнее. Она не могла знать о том, что вскоре после того эпизода на кухне у Андрея с матерью произошел первый и далеко не последний «серьезный разговор».

— Завязывай с этой лимитчицей. Все, что ей от тебя надо, — это московская прописка и обеспеченная жизнь. Подумай о будущем.

— Без нее своего будущего не представляю, — сухо, чуть свысока ответил сын, переставший наконец скрывать от родителей, насколько серьезен его роман.

— А с ней?! — закипела, сдвинув брови, Галина. — С ней — представляешь? Да что же это за тварь неблагодарная, что же это за сына я воспитала? Да неужели ты не понимаешь, что таких девиц в твоей жизни будет еще добрая сотня, а может, тысяча?

— Не будет, мама. Никогда не будет. Это не так... Ты совсем не так себе представляешь...

Гора окурков в пепельнице свидетельствовала о том, что Галина пребывает в крайнем замешательстве.

— Послушай. Хочешь, я расскажу тебе, что будет потом? Она проживет с тобой год — может, чуть больше, ей же главное — прописаться, а потом начнет гулять так, что на тебя, мой милый, пальцем все показывать будут, ты уж мне поверь!

— Да с чего ты взяла? Откуда ты можешь это знать?!

— Знаю! — Мать была непреклонна. — Знаю и гарантирую на все сто процентов. Я жизнь прожила, а ты только жить начинаешь, милый мой.

«Милый мой» прозвучало настолько нелепо и неуместно ласково, что Андрея слегка передернуло. Она это сразу заметила, а оттого закипела еще больше.

— Ну что ты мне тут рожи корчишь? За тебя же переживаю, не за себя! За тебя, за сына, душа болит!

— Мама! Да ведь ты же ее совсем не знаешь! Как же ты можешь судить о человеке, если общалась с ним не больше пяти минут?! — снова попытался возразить Андрей.

— А мне хватило! Пяти минут вполне достаточно, я же видела, как у нее глаза блестели, когда она на мои бриллианты смотрела!

Тут Андрей не выдержал:

— Да знаешь ли ты, что она за все семь месяцев, что мы с ней встречаемся, ни одного подарка от меня не приняла? Ни одного, слышишь, даже платка не взяла носового! Да она даже в кафе каждый раз сама за себя заплатить норовит!

— Вот! — торжествующе резюмировала Галина. — Вот в этом-то все и дело! Умная! Далеко смотрит, высоко метит! Перспектива! А ты, болван, уши развесил... Ну скажи мне, где это видано, чтобы девчонке двадцатилетней, да еще к тому же абсолютно нищей, подарки не нужны были, а? Да они же все как сороки, лишь бы блестело! Я же знаю, я — женщина!

— Ты — не женщина, — слетело с губ сына, и Галина тут же заблестела слезами, под руку как нельзя кстати подвернулся шелковый платочек, уже давно без дела тосковавший в кармане атласного халата. Замолчала, вытирая скупые слезы, снова закурила, взметнула на сына влажные ресницы.

— Ну спасибо тебе, сыночек.

— Не за что, — внешне невозмутимо ответил сын, но, не выдержав, вдруг стукнул изо всей силы кулаком по дубовому столу: — Да прекрати ты, слышишь! Я уже не маленький, сам могу решить, с кем встречаться и на ком жениться! Я люблю ее, слышишь, и она меня любит! Неужели ты этого не понимаешь?!

Следующий разговор происходил в присутствии отца. Тот тоже много курил, молча выслушивал аргументы сына, сухо гладил по плечу всхлипывающую жену, хмурил брови.

— Нет, Андрюша, так не пойдет. Ты молодой еще, глупый. А мать права, ей ведь сердце подсказывает.

— Сердце? — возмущался Андрей. — Да оно у нее есть, сердце-то?

Сколько таких разговоров происходило той весной в московской фешенебельной квартире! От их количества ничего не менялось — вскоре и мать, и отец это поняли, и Галина решилась наконец пойти на самые крайние меры.

— Значит, так, сын. Хочешь жить со своей любимой в шалаше — живи. Она у тебя, кажется, переводчица? Ну вот, прекрасно, и ты у нас тоже в иностранном — не дилетант. Будете вместе переводами заниматься. Глядишь, лет через пятьдесят и на квартиру себе заработаете. Или через сто. Где-нибудь в Подмосковье, а может быть, к ней, в глубинку, захотите уехать, там жилье подешевле. Вперед, флаг вам в руки.

С этого дня Андрею перестали выдавать деньги на карманные расходы. Их, собственно, и раньше ему никто не выдавал — он, не задумываясь, просто брал их в маленькой хрустальной вазочке, брал столько, сколько было нужно. На следующий день после того, как мать объявила ультиматум, деньги в хрустальной вазочке водиться перестали. Андрей воспринял новость с усмешкой — что ж, и своими средствами протянем, в самом деле, не без рук, и голова на месте, да и стипендия в институте какая-никакая, но все же имеется...

Как выяснилось в скором времени, стипендии хватило только на неделю, и львиная ее доля ушла на оплату автомобильной стоянки и бензина для авто. Андрей совершенно спокойно отнесся к тому, что теперь ему придется ездить по городу на метро, — подумаешь, всего лишь на час раньше вставать, зато сколько интересного, а Данке сказал, что у него просто забарахлил мотор. Рестораны и кафе пришлось отменить — но и это была совсем не большая потеря, потому что им вдвоем было замечательно и без ресторанов и кафе, они были счастливы просто сидя на скамейке в парке, а уж прогулки под первым весенним дождем вообще заменяли им все на свете... А ночи и небо, где каждая звезда светила только для них двоих и только для них в первых лучах рассвета ярко вспыхивали купола Василия Блаженного... Наперекор всему они продолжали быть счастливыми, и вскоре Галина поняла это.