Цена ошибки - Ирина Лобановская Страница 13

Профессор вспомнил, какие высокие, фантастически, неправдоподобно огромные папоротники росли на даче Сазонова, когда Игорь там жил… Дети прятались среди них, а матери не могли дозваться свою ребятню спать… И соседка каждый день шумно грозилась повырубать весь этот папоротниковый лес раз и навсегда…

— Что нам говорят по этому поводу эволюционисты? — спросил рыжебородый. — А они соглашаются: да, мол, не все организмы затронула эволюция. Но даже данный факт ее только подтверждает — как исключение из правила. Опять же мысль интересная. Эволюционная наука на поверку гибкая. Она легко может обходить вопросы, не вписывающиеся в ее представления, и подводить их под свою теорию. Такое впечатление, что эволюционисты выработали себе по любой проблеме удобную формулировку: «Может, у меня в соседней комнате сидит огнедышащий дракон, а может, он там и не сидит». Очень полезное утверждение, потому что никого нельзя уличить во лжи. Оно в любом случае звучит правдиво, как ты к нему ни подкапывайся.

Ребята смеялись. Бородач нравился им все больше и больше.

И утверждение профессора в ту пору, когда тот был всего-навсего скороспелым кандидатом наук, тоже казалось насквозь правдивым. Как к нему ни подкапывайся… У него семья, сын… У него важная работа… У него прекрасное будущее… Ну при чем же тут медсестра Вера?!

Ве-роч-ка… Три слога и вся жизнь…

К молодежной группе присоединилось несколько человек средних лет. Вроде бы стихийно. Они краем уха услышали, о чем идет речь, и догадались, что здесь — необычная экскурсия. И видимо, тоже впервые слушали креациониста. Их лица выражали явную симпатию к рыжебородому.

А вот и латимерия…

— О-го-го! А-бал-деть можно! — восторженно завопил Антон. — Бульдожья рыбешка! Такая рыбина с кистеперыми плавниками и бульдожьей челюстью длиной в метр.

Экскурсовод словно не услышал ничего. Игорь даже по-хорошему позавидовал его бесстрастию. Таким должны обладать хирурги и вообще все врачи, но, увы, не обладают. Да это и сложно — столь невозмутимое, философское отношение к жизни.

— Однажды я подвел к латимерии группу школьников. И сказал: «Вот, ребята, ваша пра-прапрапрабабушка! Это общий предок всех наземных существ». Они были потрясены. Таков мой шоковый метод для лучшего усвоения материала. Зато какие впечатления!..

Забавный мужик, подумал Игорь.

— Эволюционисты утверждали: вот та самая рыба с особыми кистеперыми плавниками, которая вышла на сушу. Торжествовали, считая, что останки переходного звена между рыбами и земноводными найдены. Все неплохо укладывалось в их схему. И возникла такая теория: латимерия жила миллионы лет назад в неглубоких водоемах, потом климат стал меняться, рыбе не хватало воды, и она научилась выползать на сушу, отталкиваясь от земли вот этими самыми кистеперыми плавниками, и ползла до другого водоема. Так стала накапливаться у нее генетическая информация, и ее потомки уже могли жить не только в воде, но и на суше. И появились первые земноводные.

Игорь хмыкнул. Чушь… Хотя ее никто не опроверг. Или?… Он вопросительно глянул на бородача.

— Экскурсоводы школы эволюционистов, подводя посетителей к латимерии, всегда говорят одно и то же: вот это — ваш предок!

А вот если такое сказать какой-нибудь простой деревенской бабке, что она на это ответит? — подумал Игорь. «Да ну тя к шуту, болтаешь невесть что!» И может, ее устами как раз глаголет правда-истина?…

— Здесь можно усмотреть одно но, — продолжал экскурсовод. — Выползла эта рыбка на сушу и поползла к другому водоему. Согласно эволюционной теории, если рыба не доползала, то — ясное дело что. А если доползала и все-таки выживала — тут и начиналось накопление генетической информации и ее передача потомкам. А теперь рассудим логически. Допустим, она не доползла. Тогда, естественно, никому никакой информации не передала. А если доползла, что будет она делать? Спокойно, без печали заживет себе в другом водоеме. И зачем тогда, спрашивается, ей после этого передавать информацию? Ей уже эти кистеперые плавники больше не нужны. И еще одно но… Раньше все считали, что рыба эта вымершая. А в двадцатом веке, когда появились батискафы со специальным оборудованием, живую латимерию вдруг поймали. На глубоком океанском дне. Почему раньше не ловили? Потому что она оказалась очень глубоководной рыбой, для поимки которой не годились технические средства тех времен. И вот, кстати, третье но: очень трудно теперь объяснить, почему глубоководная рыба, не способная по своей природе жить не то что в реках, но даже в мелких морях, в те далекие времена жила в мелких озерах. Вот так один реальный факт нарушил такую стройную теорию… Один реальный факт нарушил стройную теорию, про себя повторил за ним Игорь. А это часто бывает в жизни, герр профессор…