Воскрешение королевы - Джаконда Белли Страница 13

Мануэль стоял у меня за спиной. Выждав несколько мгновений, он негромко заговорил. Я снова была Хуаной.

В тысяча четыреста восемьдесят пятом году Арагон отвоевал у французов Неаполь. Однако наш противник не смирился с потерей. На границе по-прежнему пахло дымом, Руссильон [6]и Фуэнтеррабия [7]могли вспыхнуть в любой момент. Чтобы упрочить союз с Габсбургами и поссорить их с французским королем Людовиком XII, мои родители задумали двойной династический брак. Нам с братом Хуаном предстояло соединиться с детьми Максимилиана Австрийского и Марии Бургундской. Хуану прочили в супруги Маргариту Австрийскую, а меня готовили в жены эрцгерцогу Филиппу.

Предстоящие свадьбы были призваны убедить европейские державы, что с мятежами, анархией и нищетой, раздиравшими Испанию до вступления на престол моих родителей, навсегда покончено. Пусть все увидят блеск и роскошь испанского двора! Мать сама снаряжала армаду, которой предстояло отвезти меня во Фландрию к жениху и вернуться с принцессой Маргаритой, будущей королевой Испании.

Согласно брачному договору, приданого за невестами не давали. Женихи должны были окружить нас подобающей свитой. Это решение оказалось для меня роковым.

Меня не посвящали в тонкости переговоров, которые мои родители вели с бургундским двором. Моя задача была куда скромнее — очаровать сватов. Фрейлины одели меня в платье из тяжелого пунцового бархата с глубоким вырезом на груди. На шею я повязала черную шелковую ленту, украшенную рубином, подарком матери по случаю помолвки. В тяжелых одеждах, с волосами, туго стянутыми на затылке, чтобы глаза казались больше, я появилась на парадном балконе королевского дворца. Все взгляды немедленно обратились на меня. Последовали улыбки, поклоны и льстивый восхищенный ропот. Сыграв свою роль, я удалилась. Вскоре ко мне явилась Леонор, самая молодая фрейлина матери. Беспрестанно хихикая, она рассказала, что гости попросили у королевы дозволения заказать голландскому художнику Михелю Ситтову мой портрет, чтобы жених и весь фламандский двор смогли воочию увидеть красоту невесты, которую нельзя описать словами.

С тех пор моя жизнь была заполнена приготовлениями к свадьбе. В отличие от сестры Изабеллы я не была нареченной наследника престола. И все же во Фландрию меня сопровождала по-королевски пышная свита. Всего четыре года прошло с освобождения Гранады, завоевания Канарских островов и открытия Вест-Индии. За это время государство моих родителей стало одним из самых богатых и могущественных в Европе. Слухи о найденных за морем несметных сокровищах, городах из золота и серебра, равно как и твердость монархов, железной рукой подчинивших себе весь полуостров и смиривших мятежную знать, обещали великое правление тем, кого папа Александр VI нарек Королями-Католиками. Я никогда не видела мать такой решительной и деятельной, как в те дни, когда она снаряжала нашу армаду. Приготовления к путешествию начались летом тысяча четыреста девяносто пятого года. Весной двор перебрался в Вилья-де-Альмасан, поближе к кантабрийским верфям, на которых строился королевский флот. Это было счастливое время. Мы с отцом стали настоящими друзьями. Он часто сажал меня к себе на колени и брал с собой на верфи показать, как растут шхуны, на которые скоро должны были погрузить мое приданое. К ним вскоре должны были прибавиться еще пятнадцать шхун и пять каравелл для солдат, которым предстояло охранять меня во время небезопасного пути вдоль враждебного французского берега. Мне льстило подобострастное внимание корабелов. Отец воплощал королевское достоинство. Казалось, Фердинанд был рожден, чтобы властвовать. Рослый и мощный, он выделялся в любой толпе. Придворные держались от короля на почтительном расстоянии, словно между ними лежал глубокий крепостной ров. Как же я радовалась, когда для меня спускали мост. Я с гордостью находила в себе отцовские черты и уже не старалась смягчить свой нрав в угоду льстивым царедворцам.

Мать не могла нарадоваться на нас с отцом. К сожалению, наша нежная дружба продлилась всего несколько месяцев. В конце июня французы вновь напали на Перпиньян, и в начале июля отцу пришлось отправиться в Каталонию. Прощаясь, он назвал меня своей маленькой королевой. Мать приказала всем торговым судам, ходившим во Фландрию, сопровождать армаду. В день отплытия в Ларедо должны были поднять якоря сто тридцать два корабля. «Хоть тебе и не суждено стать женой короля, — с улыбкой произнес мой отец, — пусть все увидят, что ты достойна быть королевой». Когда кавалькада всадников во главе с моим отцом выехала за ворота замка, я взбежала на крепостную стену и долго глядела им вслед. Я понимала, что увидимся мы нескоро и тогда все будет по-другому. Если б я знала насколько! Теперь заботы о снаряжении армады полностью легли на плечи матери. Она сама отобрала две тысячи придворных и пять тысяч солдат, которым предстояло сопровождать меня во Фландрию.

К двадцатому августа все было готово. С рассветом началась подготовка к отплытию. А вечером в Бискайском заливе внезапно разразилась буря. Я как раз устраивалась в своей каюте. Она была довольно просторной, с пристроенным к стене альковом с бархатным пологом цвета киновари. В каюте легко помещались стулья, маленький письменный стол, диван и шкафчик для музыкальных инструментов. Моя мать смотрела в круглое окошко на темное небо и высокие пенистые волны. Впервые за день у нас выдалась свободная минутка.

— Переждем грозу вместе, — сказала мать. — Возможно, Господь послал ее специально, чтобы мы могли как следует попрощаться. Фландрия очень далеко, Хуана. Ты молода, неопытна, и я тревожусь за тебя.

— Что ты чувствуешь теперь? Каково это — в шестнадцать лет навсегда оставить все, что было привычно и мило сердцу? — спросил Мануэль.

— Мне страшно, конечно, но и любопытно тоже. Я думаю о своем женихе, гадаю, будем ли мы с ним счастливы и вправду ли он так красив, как гласит молва.

— Ты играешь на клавикордах, монохорде [8]и на гитаре. Ты самая образованная из дочерей Изабеллы. Вечером, после ужина, когда каравелла качается на волнах, ты весело болтаешь с молодыми фрейлинами, а мать любуется твоей красотой и жалеет, что не сумела достаточно закалить твой дух в преддверии будущих испытаний. Ты украдкой наблюдаешь за королевой и догадываешься об ее чувствах. В душе твоей поднимается неведомое прежде темное торжество. Твоя мать никогда не была с тобой особенно ласкова, и порой ты сомневалась, любит ли она тебя так же сильно, как старая кормилица Мария де Сантиэстебан, которая тряслась от рыданий, прощаясь с тобой в Вальядолиде. Теперь, на пороге разлуки, у тебя есть доказательство материнской любви. Качка тебя не пугает: ты всегда любила море, в детстве оно казалось тебе волшебным ковром, способным перенести тебя в дальние страны. Что тебя действительно страшит, так это прибытие во Фландрию.