Не зови меня дурой - Наталия Доманчук Страница 13

– Это полная чушь, но я сделаю вид, что поверил вам. Просто хочу знать правду: Марии нужны деньги на фильм. Что нужно вам?

Алена вздохнула и опять уставилась в окно.

– Только честно, – предупредил Марат Борисович.

– Если честно – я устала. Мне определенно хочется замуж, хочется, чтобы меня любили, жалели, лелеяли и сдували пылинки.

Марат Борисович засмеялся:

– И вы хотели, чтобы это делал я?

– Почему бы и нет? Я так устала от глупых и жадных мужчин, что, когда мне сказали, что на свете есть добрый и щедрый, я поняла, что это мой шанс. Поэтому я здесь.

– А любовь? Неужели вам ее не нужно?

– Устала. Говорю же – устала. Не нужно. Хочу тепла, солнца и хороших отношений.

– Давайте попробуем. – Марат Борисович взял салфетку и принялся вытирать Васькино лицо, которое напоминало шикарный десерт.

– Только много солнца и много тепла? – кокетливо уточнила Алена.

– Очень много! А вы, Мария, пока мы будем купаться в солнце и тепле, можете смело начинать снимать фильм. Я сегодня вечером позвоню Анатолию.

– Спасибо вам огромное! – радостно произнесла я.

– А сейчас позвольте удалиться.

Марат Борисович вытащил из кошелька деньги и положил их под чашку с чаем.

– И если вы не возражаете, я заберу вашу подругу, этот маленький кусочек льда. – Он протянул Алене руку. – Ей надо срочно принять солнечные ванны.

Алена изящно поднялась и ушла со своим новым хозяином, хитро подмигнув мне из-за его плеча.

Мы с Васькой еще заказали себе по порции десерта, попросили официанта вызвать такси и поехали домой.

Утром позвонила Алена, долго щебетала, делилась подробностями: «Какой классный мужик!» – и обещала быть вечером. После работы я забежала в магазин и купила торт. Грустные мысли хотелось разбавить сладким вкусом наполеона. Потом пошла за Васькой и встретилась с Ваней.

– Ты домой? Садись, подвезу.

Я хотела отказаться, сказать, что мне очень нравится бродить по вечерней Москве, но побоялась, что Ваня обидится.

Ваську с Машенькой мы посадили на заднее сиденье, и я впервые смогла рассмотреть его дочку: маленькая, хрупкая, кожа настолько белая, что местами даже вены и сосуды проступают, темные кудряшки, голубые глаза…

– Она на тебя совсем не похожа, – зачем-то сказала я.

– Она похожа на свою мать. Такая же красавица, – гордо согласился Ваня, – Ну а ты как? Как тебе работается? Проблем с испанским нет?

– Подзабыла немного. Повторяю… – призналась я.

– Ничего, вспомнишь. У меня дома есть очень хороший, большой словарь. Мне он пока не нужен. Я привезу тебе в среду. Я сейчас кое-что тебе скажу. Не хочу ворошить прошлое, но сказать все равно надо. Может, тебе от этого легче станет? В тот вечер, когда ты решила выйти замуж за другого, я пришел домой и не знал, что делать. Мама сразу поняла, что случилось что-то страшное, чего я не смогу пережить самостоятельно. Она подошла и сказала мне: «Все, что ни делается, – к лучшему» Я тогда накричал на нее: «Как ты можешь такое говорить? Лучшее – это если бы я стал ее мужем». Но мама только погладила меня по голове: «Ты поймешь это чуть позже!» И я действительно понял это. Не прошло и года, как я забыл о тебе. Я встретил другую женщину и полюбил ее…

– Сильней, чем меня? – зачем-то спросила я.

– Намного. Что у меня было с тобой? Ничего. За ручку держались… А тут первый поцелуй, первый секс… Эмоции через край… Мне даже потом было стыдно за себя, как я перед тобой унижался. Я вспоминал это – и ругал себя… Так что не расстраивайся и верь: все, что ни делается, – к лучшему.

– Спасибо, успокоил, – тихо сказала я.

– Пройдет год – и у тебя все будет по-другому.

– По-другому лучше или по-другому хуже?

– Это от тебя зависит. – Он замолчал и резко затормозил.

Я чуть не выронила коробку с тортом.

– Извини, – виновато произнес Ваня.

– Пап, так тортика хосися, – попросила Машенька.

– А идемте ко мне. Я вас и тортом угощу, и чаем напою, – радостно обратилась я к Ване и его доченьке.

– Нет, спасибо, нас дома ждут, – ответил Ваня и, повернувшись к дочери, добавил: – А торт мы сейчас купим, раз тебе так «хосися».

Вечером пришла Алена. Радостная, с четырьмя пакетами еды и подарков.

– Вот, это два пакета с едой – там всякая вкуснятина. А эти два пакета с подарками: я купила тебе короткую юбочку и вот такой топик, нравится?

Я обняла подругу.

– А вот это подарки для Васьки. Марат сам выбирал. Тебе Толик звонил?

– Нет.

– Марат ему сказал, что готов дать денег, только если он оставит все свои текущие проекты и займется твоим. Ты ему очень понравилась! – довольно сообщила подруга.

– Расскажи о себе. – Я решила поменять тему. – Что там у вас?

– Боюсь сглазить! Тьфу-тьфу-тьфу! Какой у нас был потрясающий секс, мм!..

Я вздохнула и не сдержалась. Опять расплакалась.

– Маш, ты прекратишь реветь? – хмуро спросила Алена.

– Он меня уже не любит, – сквозь рыдания произнесла я.

– Он тебя никогда не любил, – заметила подруга.

– Любил. Он так любил, что меня это даже пугало. А сейчас сидит такой спокойный, уравновешенный и говорит мне: «Все, что ни делается, – к лучшему!»

– Кто он? – не поняла Алена.

– Ва-ня! – по слогам крикнула я.

– Ах, Ва-ня, – также по слогам повторила подруга. – Давай успокойся и настройся на фильм. Ты очень скоро станешь знаменитой писательницей и сценаристом. Вместо того чтобы рыдать – сядь и напиши сценарии на все свои романы. А я уж поработаю над тем, чтобы они превратились в фильмы.

– Просто я кое-что поняла, – успокоившись, заявила я.

– Что же?

– Он мне нужен.

– Не выдумывай. И не морочь голову ни ему, ни себе.

– Он мне нужен! – повторила я.

– Хорошо, давай сядем и все серьезно обсудим. – Алена взяла меня за руку и повела на кухню. Она заварила чай, разлила в чашки, отрезала по куску наполеона и начала проповедь: – У него семья: красивая жена, маленькая доченька. Ты, непонятно почему, вдруг вообразила, что он тебе нужен. Завтра ты придешь на работу, зайдешь к нему в кабинет, скажешь, что любишь его, и кинешься в его в объятия. Как ты думаешь, что будет дальше?

– Дальше он скажет: прости, Маша, но я очень люблю свою жену, – потухшим голосом произнесла я.

– Такое говорят только в сказках! Ни один мужчина в реальной жизни так не ответит.