Вам хорошо, прекрасная маркиза? - Алина Кускова Страница 13

– Мое второе имя, – соврала я, – Агнесс. Папа любит меня так называть. С детства.

И посмотрела на Давыдова. Мол, чего он-то молчит? Самой приходится за все отдуваться. Он округлил глаза и вздохнул. Его правила игры, по которым я молчалива и пуглива, как газель, с треском разваливались.

– Все хорошо, прекрасная маркиза, – пропел Заславский после принятого внутрь вина.

– Дела идут, и жизнь легка, – привычно подпела ему я, поймав на себе злой взгляд Давыдова. – Ни одного печального сюрприза, за исключеньем пустяка…

Нет, тут на всех не угодишь! Придется поговорить с работодателем о повышении гонорара, работать приходится в сложных условиях.

– …Так, ерунда, пустое дело, – внезапно с чувством запел Степан Терентьевич. – Кобыла ваша околела!

Здрасьте вам, приехали!

Фаина от неожиданности подавилась салатным листом, который мучила все это время. Пришлось бросать фаршированную щуку и кидаться ей на помощь.

Я проследила за Давыдовым, с каким чувством он отнесется к тому, что его мачеха вот-вот может двинуть коньки, другими словами – помереть от удушья. Но он казался искренне заинтересованным в том, чтобы она выжила! Или я ничего не понимала в людях, или он к ней как-то бережно относился. Но к чему тогда устроил весь этот спектакль с нами, не знала.

Спасти Фаину, конечно же, удалось довольно быстро. Только возвращаться за стол она не стала, демонстративно вышла из гостиной и больше там не появлялась. После этого стало значительно легче, напряжение упало, даже Дуло стал казаться милым и привлекательным. А он старался понравиться Давыдову и нам с Заславским. Что ж, понятно, перед будущими родственниками надо предстать в выгодном свете. И что? Предстал. К завершению вечера он мне уже нравился.

Во всяком случае, он честно пытался не фальшивить, подпевая Заславскому песенку про маркизу. Они вдвоем сели за пианино возле елки и в две руки наиграли пару мелодий, отдаленно напоминавших это бессмертное произведение. Скорее всего, у Степана Терентьевича пальцы были кривые, он бил не по тем клавишам. Но Заславский ему все прощал, собираясь поддерживать с Дуло и дальше приятельские отношения.

– Наелась? – внезапно спросил меня Давыдов.

Я вздрогнула от неожиданности, такой суровый был его голос! И посмотрела на стол. Оказывается, глядя на музицирующую парочку, я машинально залезла вилкой в салатницу и прямо оттуда наворачивала салат. Волновалась, получается, раз так много ела. С другой стороны, это всего лишь салат, а не блюдо с плюшками. Между прочим, я б и плюшки все съела.

Говорят, что у великого Чайковского от фальшивых нот начинал болеть сначала один зуб, затем другой… У меня же просыпался жуткий аппетит. Но если особенно не придираться, то вечер, плавно перешедший в глубокую ночь, получился веселым.

– Вполне наелась, – бросила я Давыдову, который пожалел для меня салата.

– Тогда пойдем.

– Куда?

– Спать.

И как он себе это представляет?! Лично я представляла плохо. Если смежная дверь не закрывается, а никакого замка я на ней не обнаружила, то придется ее припереть стулом или столом. Я представила, какой грохот раздастся, когда ко мне попытается зайти Давыдов…

– Размечталась? – поинтересовался он, вставая и беря меня за руку. – И не надейся.

Интуичит? Читает мысли?

– Еще чего! Вспоминала, не забыла ли я бабуле позвонить, чтобы пожелать ей спокойной ночи!

– Позвонишь еще раз.

– Зачем? Бабуля спит уже давно и видит девятый сон.

– Тебе тоже пора. Завтра будет тяжелый день.

– И в чем же выразится его непомерная тяжесть?

– Ты еще не поняла?

– Что вы! Я, как семечки, щелкаю кроссворды, так что ваши загадки давно разгадала. Просто спросила, так, на всякий случай.

Я заметила, что Давыдов упорно не называл меня по имени. Даже с противной кличкой Кэт не обращался. И тоже стала с ним разговаривать обезличенно. Пусть не воображает, что я простая провинциальная актриса! Я, между прочим, подающий надежды дизайнер! Иногда необходимо поднимать себе планку, чтобы не упасть ниже травы.

Мимоходом попрощавшись с подружившимися Заславским и Дуло, Давыдов вышел из гостиной, ведя меня за собой. Хотя, ведя – слишком мягко сказано, он буквально тащил меня из господского дома! Как последнюю холопку, осмелившуюся откусить часть барского пирога. Я шла и думала, а чем же он меня пороть станет, уж не розгами же. При этом вспомнила один нашумевший роман, где главный герой страдал детскими комплексами и вываливал их на свою возлюбленную в виде садомазохизма. Ну и натерпелась та, бедняжка, аж на три здоровенных тома! Лично я терпеть не собиралась. Пусть только попробует дотронуться до меня пальцем, пусть только попробует!

– Катя, вы постоянно наступаете мне на ногу! Прямо на больную мозоль.

Я очнулась от своих дум, когда Давыдов резко остановился, и я впечаталась в его широкую спину. Стукнулась и обомлела – он назвал меня Катей! Но не дала себе вольности мечтать дальше.

– Тропинка узкая, кругом сугробы, – фыркнула я, – а ночка темная была! Ой, Артур, смотрите! На небе луна!

– Чудо из чудес, – пробурчал Давыдов, – луна на небе! Никогда раньше не видел.

– Никогда вы раньше не видели такой луны, – разозлилась я. – Она такая большая! И небо такое звездное! И все вокруг такое…

И тут Остапа, как бы сказали классики и Заславский, понесло.

Но разве я была виновата в том, что темная морозная ночь на моих глазах превращалась в романтичную?! С бесчисленным количеством звезд, яркой полной луной и сверкающим под ее светом снежным нарядом! Когда в такую ночь рядом с тобой, влюбленной по уши, стоит мужчина мечты, разве можно думать о больных мозолях?!

Можно думать только об этом мужчине.

Точно, я просто романтичная дура.

– Фиг с ней, с луной, – согласилась я. – Идемте спать.

– Отчего же?! – прищурился Давыдов и встал ко мне лицом. До этого он разглядывал меня полубоком, словно чего-то опасаясь. – Давайте полюбуемся на звезды. Полагаю, иногда девушкам это необходимо, не так ли? Нет, я, безусловно, вас понимаю. Идешь, идешь в темноте, смотришь себе под ноги, чтобы не споткнуться. И вдруг бум-с! Блин, а на небе-то луна! И звезды на небе есть! И всякая другая романтическая придурь. Нужно встать и все это хорошенько разглядеть, чтобы потом вспоминать непонятно зачем, ведь такие ночи повторяются. Извините, Катя, меня волнуют сейчас более прозаические вещи.

– Такие ночи никогда не повторяются, – прошептала ему я.

– Почему? – совершенно искренне удивился Давыдов.

Жаль, что я не кошка и плохо вижу в темноте. Так бы сейчас хотелось посмотреть в его серые глаза!

– Потому что каждая ночь неповторима, как и каждое мгновение.