Ларец соблазнов Хамиды - Шахразада Страница 13

Более того, иногда, пусть и нечасто, она осведомлялась у верного слуги, сколь успешны поиски и сколь здоров его юный хозяин.

Руас всего этого не знал, к счастью для себя. Ибо его цель была велика, его силы сомнительны… Лишь временем он располагал более чем достаточным.

В который уж раз он мысленно возвращался к последнему разговору с отцом. Вспоминал слова, выражение лица, непонятно как сохраняемое спокойствие и неизвестно откуда взявшийся гнев. Повторял, сопоставлял, пытался доискаться потаенного смысла каждой фразы.

Вот и сейчас, вспоминая рисунки на стенах пещеры, он вернулся к тому мигу, когда скала под его руками превращалась в голову воющего волка. Ему показалось сейчас, что художники, оставившие в рисунках свои битвы и сцены охоты, видели нечто похожее. Что некогда один из них, быть может, устроил неподалеку ловушку… И у той скалы охотники разбили лагерь… Что-то в контурах рисунков убеждало Руаса в этом. Отец, без сомнения, играл не только с пространствами и мирами, но и со временем. И здесь, внизу, прошло неизмеримо больше лет, чем там, наверху, минуло дней.

Однако что-то еще тревожило разум Руаса. Слова отца… Слова о самоцветных камнях и грехах мира. О грехах и записанном заклинании. Зачем-то же отец рассказал ему об этом.

– Но вот только зачем?

Руас не заметил, что задал вопрос вслух. Однако услышал ответ… Ответ от того, кого не могло быть рядом.

«…все грехи мира надежно спрятаны в украшениях, которыми столь обилен нижний, человеческий мир. Однако я подумал, что этого мало. Но мало не для того, чтобы ввергнуть мир в хаос сладострастия и спеси, гнева и зависти, буде нужный самоцвет окажется найден. Особое заклинание привязывает к камню грехи более чем крепко. И нет той силы, которая сможет эту связь разорвать, пусть даже любая из женщин наденет кольцо или брошь, подвеску или серьги…»

– Однако, отец, ты, похоже, не подумал о том, сколь изворотлив и изобретателен род людской. Простаку или любителю легкой наживы достаточно лишь увидеть такой камень. Человек не остановится ни перед чем в попытке обретения рубина, алмаза или сапфира. А там уже недалеко и до случайного совпадения… Ибо сколько раз бывало, что колдовские заклинания, пугающие самих магов, становятся в речи людской легкой бранью, а то и вовсе невиннейшими словами. Что будет, если одно из этих невиннейших слов произнесет кто-то над одним из заколдованных самоцветов?..

Руас, конечно, понимал, что вероятность такого удивительного совпадения невероятно малá – малá исчезающе. Однако она существует – и потому, оказывается, мало найти место заточения брата. Необходимо, получается, еще умудриться в пути отыскать заговоренные самоцветы и украшения и избавить мир от них навсегда.

– Должно быть, вот зачем ты мне все это рассказал, отец…

Нечто похожее на легкое удовлетворение ощутил юноша. Причем он понял, что чувство это пришло извне – словно царь ар-Ракс был сейчас рядом и столь… непростым способом пытался давать сыну какие-то указания.

Вновь на юношу нахлынула волна: согласное спокойствие и… Неужели неудовольствие?

– Значит, было еще что-то. Что-то столь же или, быть может, более важное…

Ответом зазвучал в мозгу Руаса глуховатый голос отца: «…ни течение времени, ни пытливость глупца, ни коварство знающего не могли ничего нарушить в сложившейся картине. И потому я записал заклинание, коим ты, Руас, пленил брата, на одном из самоцветных камней. Теперь, даже если скала будет разрушена, брат твой свободы не обретет – ибо для того, чтобы вновь обрести жизнь, вернуть себе тело и душу, он должен сам прочитать это заклинание, прочитать вслух…»

– Не просто избавить мир от пороков и соблазнов, не просто создать хранилище искусов… Но сделать самое это хранилище декорацией… Чтобы там, среди обилия побрякушек, спрятать единственную, ту, что хранит жизнь брата… Должно быть, так будет куда разумнее и куда проще…

Для могучего колдуна, конечно. Итак, его задача усложняется. Хотя при этом и становится чуть проще – не просто отыскать, но и собрать вместе… Чтобы никто по глупости, незнанию или злому умыслу не смог вернуть в мир то, что было изъято во имя великой и благой цели.

Руас был доволен тем, что понимание пришло к нему. Теперь ему казалось, что он доискался причин, которые двигали отцом. Оставалась самая малость – все придуманное претворить в жизнь.

Но ведь, в конце-то концов, он, Руас ар-Ракс, – маг. И не из последних. Пусть его силы невелики, пусть они даже малы… по сравнению с тем, какими были раньше. Однако их хватит, и даже с избытком, для того, чтобы осуществить столь… немалое деяние.

Руас погрузился в мысли о том, как осуществить задуманное, и перестал замечать все вокруг.

Поэтому и не услышал, как его верный Салим проговорил, словно обращаясь к кому-то, видимому только ему:

– Моему господину будет сделать все это более чем непросто. Я, конечно, помогу ему, но…

Слуга умолк, явно выслушивая собеседника. Потом кивнул:

– Но ведь тогда Руас и Асур будут вечно нести стражу один подле другого…

Вновь молчание и вновь ответ, более похожий на вопрос:

– Так ей все-таки суждено появиться? И нет иного пути? Печально… Но ведь соперничество разгорится вновь…

Салим умолк, а в полупрозрачном полуденном воздухе отчетливо прозвучали слова:

– Все вернется. Не в силах ни человека, ни мага удержать мир в покое, пусть и прекрасном. Ибо это и есть смерть самого этого мира.

Салим склонил голову в согласном поклоне:

– Я буду рядом, мой повелитель. И присмотрю за мальчиками. И за тем, как свершится предначертанное!

Свиток седьмой

Сакральные записи в древней книге истории терпеливо ждали своего часа. Великий Варди ар-Ракс, конечно, не ведал этого, но смог все же преизрядно подшутить над ничего не подозревающим человечеством, чуть эти записи подправив.

Хотя вряд ли он имел перед собой именно такую цель. Им, в первую очередь, двигала забота о сыновьях. Но все же, впервые разглядев суету в долине Керманшаха, он не мог не польститься… И встал в один ряд с царем царей.

Царь царей Дараявауш, царь персов, властитель многих народов, которого враги его – эллины – называли Дарием, выбрал для памятника себе лучшее место, какое только можно придумать. Его владения были велики, но не огромные площади городов, а горную гряду избрал он для прославления своего царства и, конечно, самого себя.

По долине Керманшаха тянется узкий хребет, который оканчивается двухголовой горой именно там, где проходит караванный путь из Хамадана в Вавилон. У подножия крутой горы чистые источники вливаются в озеро. Из озера вытекает ручей, минует деревеньку Бехистун и убегает в долину. Двухголовую гору тоже называют Бехистун.