Под потолком небес - Валентина Седлова Страница 13

— А ты так шикарно знаешь инглиш? Вау, здорово. Я тоже вроде бы неплохо им владею, но чтобы быть синхронистом, этого явно не хватит!

— Какой английский, Бог с тобой. Я его знаю лишь постольку поскольку, он мне никогда особо не нравился. А перевожу я с финского языка. Еще когда только поступала в МГИМО, сразу решила, что возьму себе финский язык.

— Так ты еще и в МГИМО учишься!!!

— Училась, пока академку не взяла из-за Костика. А теперь и не знаю, когда туда вернусь. Мне еще целый курс пахать, а там крутится надо — будь здоров! И работу, и учебу я вряд ли вытяну. У меня же переговоры через день, а то и каждый день бывают. Иногда по вечерам даже приходится переводить, когда после заключения сделки народ в ресторан сваливает.

— А как же сын?

— А я его тогда соседке отдаю. Не за бесплатно, естественно. Старушка сразу же чуть ли не полпенсии за один вечер получает. Она с ним посидит, пеленки ему поменяет, накормит. Много ли человеку в полгода надо?

— А ты что, его грудью не кормишь?

— У меня молоко сразу же пропало, можно сказать, что его и не было. Немудрено, такой стресс пережить, тут не только молоко потерять можно! Так что детеныш у меня на молочной кухне кормится покамест.

— А что случилось-то? И вообще, как ты решилась ребенка завести?

— Это не я, это за меня решили. Впрочем, я смотрю, ты тоже скоро мамой станешь?

— Стану. Врачи говорят, что будет мальчик, как и у тебя. Кстати, можешь смеяться, но я тоже как бы ребенка не планировала.

— Но ты хотя бы знаешь, кто отец ребенка?

— Знаю, а что толку-то! Он со мной так поговорил, что лучшая подруга потом три часа валерьянкой отпаивала!

— Счастливая, а я и этого даже не знаю.

— Как так? Может быть, не помнишь?

— Да нет, именно не знаю.

— Не может такого быть!

— Еще как может. Ты как, страшные истории слушать не боишься? Ночью потом нормально спишь?

— Да Бог с тобой!

— Ну, тогда слушай!

Как-то раз Ланка возвращалась домой довольно поздно. На факультете в тот день они справляли день рождения старосты, а потом рванули продолжать праздник в «Елки-палки». Наотмечались до легкого звона в голове, и если до метро Ланку еще проводили однокурсники, то от своей станции метро до дома ей пришлось бы идти одной. В принципе, ребята предлагали ей поймать машину, но Ланка в тот вечер по какой-то дури заупрямилась, решив, что поедет на общественном транспорте. В вагоне она заснула, и так крепко, что проснулась только на конечной станции под механический голос робота «поезд дальше не пойдет, освободите вагоны». Оказалось, что последний поезд в центр уже ушел, и единственный способ попасть домой — это все-таки поймать такси или частника.

Разозлившись на себя в частности и на весь окружающий мир в целом, Ланка поднялась по эскалатору, слегка покачиваясь, вышла наружу и стала ловить машину. Буквально через минуты четыре притормозила старенькая «вольво»: «Девушка, вам куда?».

Ланка назвала адрес, водитель согласно кивнул, и девушка нырнула на переднее сиденье. Последнее, что она помнит, так это то, что в зеркало заднего вида она увидела, что сзади сидят еще двое мужчин, которых она сразу не заметила, потому что задние двери машины были с темными тонированными стеклами. И все. Очнулась она только в больнице, как оказалось, через неделю после того, как села в ту злополучную машину. Сильнейшее сотрясение мозга плюс многочисленные ссадины и ушибы. То, что девушку ко всему прочему еще и изнасиловали, у медперсонала не вызывало никакого сомнения. Когда Лана окончательно пришла к себе, к ней зашел милиционер, чтобы помочь ей написать заявление. Из его слов следовало, что Ланка сама виновата, а по тем скудным данным, которые она может предоставить, искать водителя и других пассажиров этой «вольво» можно хоть до второго пришествия. Ланка психанула и порвала заявление в клочки, чем, видимо, здорово порадовала своего посетителя. Больше из милиции ее не тревожили.

Из больницы она сбежала раньше срока, надоели странные взгляды врачей и медсестер: от сочувствующих до укоризненных. Пришлось подписаться под какой-то бумагой, что за последствия отвечает только она сама, и больше никто другой. Тетка была против столь экстренной эвакуации с больничной койки, но Ланка была непреклонна и теткины увещевания не слушала.

То, что ее подташнивает, и кружится голова, Лана вначале списала на то, что не до конца залечено сотрясение мозга. Поэтому она, не говоря никому ни слова, глотала в больших количествах глюкозу, рассудив, что раз в больнице ее вводят внутривенно, почему бы в домашних условиях не перейти на более приятный способ ее усвоения. Вроде бы помогло, но ненадолго. Тошнота и головокружение снова дали о себе знать. Идти к врачам совершенно не хотелось, вплоть до физического отвращения к людям в белых халатах и больничному запаху, поэтому Ланка продолжила самолечение, добавив к глюкозе еще и витамины. Да еще и отдыхать стала побольше.

То, что она беременна, до Ланки дошло, когда она была уже на четвертом месяце. Хотя она никогда не вела календарь, считая это пустой тратой времени, но столь длительное отсутствие месячных ей никогда не было свойственно. Домашний тест на беременность дал положительный результат, поэтому хочешь — не хочешь, пришлось отправляться к гинекологу. На ее робкую попытку узнать, нельзя ли избавиться от нежеланного пополнения в семье, она получила однозначный ответ, что если она хочет стать кандидатом в самоубийцы — то вперед, но гарантий того, что у нее когда-нибудь после этого будут полноценные дети, ей никто не даст. Последний аргумент и решил Ланкины сомнения в пользу Костика, который и появился на свет чуть больше пяти месяцев спустя. Тетушка сначала поохала, узнав о том, что племянница скоро станет мамой, а потом столь же рьяно переключилась на малыша, возясь с ним с утра до ночи.

По сравнению с ситуацией у Ланки собственная история показалась Наташке — ну, не пустяком, нет, но, по крайней мере, ей действительно было легче оттого, что она знала, кто отец ее ребенка, и момент его зачатия не был столь противоестественен, как у ребенка ее сестры. Господи, не дай попасть когда-нибудь в такую переделку! И помоги им с Ланой!

— Слушай, а с тобой-то что приключилось? — вывел Наталью из раздумья голос сестры.

— Да глупая, в общем-то, история: минутное удовольствие — память на всю жизнь. Вся проблема в том, что домой в Таганрог мне возвращаться совершенно не с руки: родители мне дали понять, как отнесутся ко мне в таком двойном варианте, да и бывший парень на горизонте маячит. Не дай Бог, еще мне навредит или маленькому, с него станется.

— А отец ребенка? Впрочем, можешь не говорить, ситуация, в принципе, понятная. А что с общежитием?

— Пока я учусь, никаких особых проблем не предвидится. В крайнем случае, мой декан поможет, у нас с ним нормальные отношения. И мужик он неплохой. А с июня придется сваливать. А то и раньше: если малыш по ночам плакать станет, соседям мешать. Вмиг же коменданту нажалуются. Да у меня там каморка, как у мышки, не больше, и стены, как бумага. Конечно, люди, бывает, и в худших условиях ютятся, так что как-нибудь до лета протяну. А потом все.