Свистопляска с Харриет - Дороти Кэннелл Страница 13

– Всё, что мне нужно, это кровать, – бубнил папочка тоном человека, слышавшего, как Ворон шепчет своё «никогда». – Ни обои, ни пузырьки с одеколоном на туалетном столике мне не требуются.

– А ночной колпак тебе не нужен? – спросила я, поглядывая на бренди.

Он покачал головой, как будто собирался вот-вот покинуть этот бренный мир.

– Разве что Фредди будет так любезен отнести наверх графин и бокал.

– С удовольствием, дорогой дядюшка! – Отзывчивый малый наконец отлепился от дверного косяка.

– Я и сама могу поухаживать за тобой.

– Но я надеялся, что ты принесёшь Харриет. – Папа посмотрел на меня со страдальческой мольбой. – Как бы мне ни хотелось самому выполнить сию почтенную обязанность, боюсь, эти слабые руки слишком сильно дрожат. К трагедии добавилось бы неслыханное надругательство, если бы я рассыпал мою бедную возлюбленную на лестнице.

– Здравая мысль, старина… то есть дядя, – встрял святой Фредерик. – Вам ещё предстоит познакомиться с нашей грозной миссис Мэллой, но могу сразу сказать, что лишняя возня с пылесосом ей не понравится.

– Харриет отнесу я, – пресёк наши препирательства Бен, решительно направляясь к кофейному столику.

– А почему бы не оставить её здесь? – прошипела я, когда он проходил мимо. – Можешь называть меня ханжой, но мне не нравится, что папа будет ночевать вместе с урной под подушкой.

– Дорогая, – ответил Бен одними губами, – детей здесь нет, так что это не может никого шокировать. Если твоему отцу так будет лучше, кто мы такие, чтобы его судить? Кроме того, они ведь не в первый раз будут спать вместе.

Ох уж эти мужчины! Я отвернулась от Бена, прежде чем он успел поделиться со мной соображением, что отец когда-то занимался сексом и с моей матерью. Ведь за версту видно, что я предпочитаю оставить Харриет ночевать там, где она сейчас и пребывает, – на каминной полке в гостиной. Может, это и суеверие, может, глупость, но я чуяла, что за урной кроется что-то дурное. И хотя я была слегка рассержена на папочку, мне вовсе не хотелось, чтобы ночью он подвергался колдовским чарам. Я всё никак не могла выбросить из головы проницательных цыганок. А вдруг Харриет при жизни до смерти боялась воды и обожала чёрных кошек?..

Папиного чемодана в холле не оказалось, но эта маленькая загадка разъяснилась, когда Фредди во всех подробностях поведал нам, как он, умирая от усердия, волок его наверх. Взбираясь по лестнице церемониальным шагом, приличествующим трауру, я размышляла над вопросом, как бы выведать у папы, не случилось ли в Шенбрунне какой-нибудь неприятности… конечно, помимо смерти Харриет.

День выдался тяжёлый, и мысли мои расползались в разных направлениях. То я рисовала картины из шпионских романов. То представляла наёмного убийцу, которому отвергнутый любовник или бывший муж заплатил за убийство Харриет. Может, она связалась с папой потому, что чувствовала себя в большей безопасности, когда рядом мужчина? А что, если – я чуть не споткнулась на последней ступеньке – эти негодяи теперь охотятся за папой, потому что он, сам того не подозревая, знает что-то этакое? Мне вдруг вспомнился человек, который толкнул отца на эскалаторе. И как его спутник подхватил чемодан отца. Можете сколько угодно уверять, будто я окончательно спятила! Но ведь в жизни всякое бывает… Разве моя мама не погибла, упав с лестницы над железнодорожными путями? Так что папа вполне мог, сам того не ведая, впутаться в какую-нибудь опасную историю.

Гулкий стук вернул меня к действительности. Это Бен споткнулся о чемодан, оставленный кузеном посреди лестничной площадки, которую мы несколько возвышенно называли галереей. На «галерее» настаивала миссис Мэллой. Наверное, мечтая, что её портрет когда-нибудь украсит стену и публика с путеводителями в руках станет перегибаться через бархатные канаты, тщетно надеясь проникнуть в тайну загадочной улыбки. А вот в тревожном вопле моего папы не было ровным счётом ничего загадочного – споткнувшись, Бен едва не выронил уродливый глиняный горшок, громко именуемый погребальной урной.

– Ух ты! – Фредди мотнул головой, едва не заехав мне в глаз своей косицей. К счастью, графин с бренди в его руках не шелохнулся.

– Не самое удачное место для чемодана, – пробурчала я.

– А где я должен был его поставить, милая кузина? – обиженно вопросил он.

– Например, у двери в комнату.

– Но я понятия не имею, какие апартаменты вы отвели дядюшке Морли.

– Вы что, до утра там собираетесь пререкаться?

Голос Бена звучал невероятно устало, и только тут до меня дошло, что для него это тоже был не самый лучший день. Он ждал поездки во Францию, даже больше, чем я. И вот в мгновение ока пришлось смириться с тем, что весёлый Париж сделал ручкой, а наше жилище превратилось в подобие морга.

Открыв ближайшую дверь, я сказала:

– Думаю, папа может устроиться здесь. Кровать застелена, а из окна открывается чудесный вид на море.

Последнее замечание было на редкость глупым. Отец находился в безутешном состоянии, и не стоит поощрять его свести счёты с жизнью, выкинувшись со второго этажа. После смерти мамы он поговаривал о самоубийстве, но решил повременить и сбросить несколько фунтов, дабы мне не пришлось тратиться на большой гроб, хотя прежние размеры моего заботливого родителя не превышали и пятой части его нынешних. К счастью, мрачные думы быстро оставили тогда папу. Вероятно, не последнюю роль сыграло замечание тётушки Лулу, которая глубокомысленно сказала, что, должно быть, моя мама сейчас вовсю устраивает карьеру на том свете и не стоит ей мешать. Тётя Лулу, может, и была полной кретинкой, но на неё иногда находили минуты озарения. Воспоминание о том, что папа тяжело переживал мамину кончину, немного приободрило меня.

Мы вошли в комнату, выдержанную в бежевых тонах. Обстановка была совершенно нейтральной, я бы даже сказала безвредной, но папа, словно рассерженный медведь в клетке, тут же принялся рыскать между кроватью и туалетным столиком, не сводя глаз с Бена, прижимавшего к животу глиняную кринку с прахом несравненной Харриет.

– В чём дело, дядюшка Морли? – Фредди водрузил поднос с графином на сундук, который служил столом, и, бесцеремонно оттолкнув меня, шлёпнулся в единственное кресло.

– Харриет эта комната не понравилась бы. – Папа недовольно причмокнул.

– Это почему же?

Меня так и подмывало сказать, что отныне Харриет несколько ограничена в своих претензиях, но, поскольку среди нас находился глиняный горшок, я воздержалась от грубостей.

– Ей не понравилась бы эта картина с лисьей охотой.

– Неужели у Харриет начисто отсутствовал инстинкт убийцы?

– Харриет была хрупким цветком жизни! Она ненавидела насилие! – Глаза отца яростно сверкнула. – Помню, как однажды вечером мы сидели в той самой пивнушке, где впервые встретились, и Харриет тихо прошептала, что не любит причинять людям физические страдания. Я тогда слегка подивился, она ведь и мыши не могла обидеть, не то что человека.