Сидим, курим... Болтовня брюнетки - Маша Царева Страница 13

— Неужели даже титулованные королевы красоты этим занимаются?

— Ну а почему же нет, балда? Думаешь, им легкие деньги не нужны?

— Не знаю… Не такие уж они и легкие, — задумалась Марина, а потом застенчиво добавила: — У меня было три мужчины. Я не подойду.

Почувствовав некий намек на капитуляцию, Руслан вцепился в нее, как охранный дог в рукав незадачливого вора.

— Думаешь, количество мужчин делает из женщины леди или шлюху? Поверь мне, это ничего не значит. У женщин, которые позволяют себе радости подобного рода, особой печати на лбу нет. Ну а потом, кто тебе сказал, что мужчин будет много? Порнобизнес — это все-таки не проституция.

— Это утешает, — усмехнулась она, — а если меня увидит кто-нибудь из знакомых?

— Исключено. Речь идет не о массовых фильмах, а о штучных. Кинематографическое воплощение фантазий отдельных граждан, которые могут себе позволить заплатить за эксклюзив.

— Ну не знаю…

— Да что ты напряглась так? — рассмеялся Руслан. — Никто тебя заставлять не будет. Десятки девушек звонят мне ежедневно с просьбой устроить им пробы.

— Слабо верится.

— И некоторые из них, — не обращая на нее внимания, невозмутимо продолжил он, — потом выбиваются в звезды и получают до пяти тысяч долларов за один съемочный день.

Брови Марины поползли вверх — она и тысячи долларов никогда в руках не держала. Сколько всего можно было бы купить — и вожделенные туфли, как у cover-girl журнала «Cosmopolitan», и белую норковую шубу в пол, и, может быть, тур в Париж; стоило только подумать об этом, как ноздри словно защекотал еле уловимый запах свежих круассанов, Марина словно наяву видела, как под сентиментальный шансон она бредет по набережной Сены и волосы ее прихвачены, как у киногероинь, цветастым шелковым платком.

— Конечно, такие гонорары будут не сразу, — вернул ее на землю Руслан, — но я вижу в тебе потенциал. Мариш, ты не такая, как все. В тебе есть огонь, страсть и мечтательность. Ты могла бы стать настоящей звездой. Уж извини, но когда я тебя увидел, я сразу подумал, что ты рождена для этой профессии.

— Поэтому мне и помог? — разочарованно выдохнула она.

— Ну что ты в самом деле? Если откажешься, мое отношение к тебе не изменится. И в квартире этой можешь остаться… А может, все-таки послушаешь про условия?

Условия были вполне сносные.

1. Марине предоставили самой выбрать своего первого порнопартнера (забегая вперед, скажу, что приглянулся ей блондин с квадратным подбородком и брутальным ежиком жестких волос, похожий на Шварценеггера в его лучшие годы).

2. У блондина была свежая справка об отсутствии ВИЧ-инфекции.

3. За самый первый фильм ей заплатили пусть не пять тысяч, а всего двести пятьдесят долларов, но это тоже кое-что, учитывая, что ей было не на что купить колбасы.

В общем, взяв суточный тайм-аут и как следует обмозговав ситуацию, Марина решила, что терять ей в общем-то нечего. Интересно, хорошо это или плохо, когда в двадцать пять лет тебе уже нечего терять?

Так или иначе, она быстро распрощалась с чистоплюйством, ложной скромностью и привычкой краснеть и сжиматься в комочек, когда очередной разухабистый режиссер безо всякой задней мысли строго спрашивал: «Девушка, а вы принесли с собой анальную смазку? У нас принято, чтобы актрисы носили ее с собой!»

Она быстро стала своей в ограниченной несколькими полупрофессиональными студиями порнотусовке. И даже умудрилась войти в элиту — из-за Маринкиной необычной яркой красоты с ней желали работать все режиссеры, худо-бедно претендующие на эстетство.

Так и жила. И на жизнь не жаловалась.

Теперь ее съемочный день стоил минимум двести долларов; работала она много, хотя старалась не перенапрягаться и чуть что брала технический отпуск для восстановления жизненных сил.

Сиропно-вязкий искусственный мирок, в который из лучших побуждений заключили меня родители, был полон невероятных, с точки зрения современных москвичек, мифов и легенд о любви. В этом мире каждая девушка была Ассолью во вдохновенном ожидании. Никто не лишался девственности до совершеннолетия, не делал абортов, не пил антибиотики для борьбы с трихомонадами. Принцессы чинно отдавались единственному и любимому в первую брачную ночь. Может быть, моя внешность, вполне вписывающаяся в странноватые каноны современности, наводила их на мысль, что я могу, как старомодно выражалась бабушка, «принести в подоле». Может быть, их настораживало, что, когда я втискивала свое стовосьмидесятидвухсантиметровое существо в джинсовую юбку мини, вслед моим ногам заинтересованно оборачивался каждый второй встречный прохожий. Может быть, они слишком близко к сердцу приняли опыт соседки по лестничной клетке Верочки — спивающейся бабенки слегка за тридцать, у которой при катастрофическом отсутствии мужчины было целых четверо детей — первого она произвела на свет в четырнадцать. Так или иначе, мне с самого детства талдычили, что от мужчин в целом ничего хорошего ждать не приходится, а доверять стоит только одному из них — своему избраннику на веки вечные. «Но как же я узнаю своего избранника?» — наивно интересовалась я. «Ты сразу это поймешь, — вдохновенно врала бабушка, — такое чувство пропустить невозможно. В один прекрасный день твое сердце станет похоже на брусок размякшего сливочного масла, который медленно протыкают длинной иглой». В поэтическом воображении ей нельзя было отказать, моей бабушке.

Невинность мою оберегали даже более истово, чем того требовали обстоятельства. Положа руку на сердце, даже если бы мне предоставили полную свободу, у меня не было бы времени ею воспользоваться — все время отнимали шитье, танцы, музыка, репетиторы.

Если мне звонил одноклассник мужского пола (например, с невинной целью разузнать, что задали по английскому), в него мертвой хваткой вцеплялась бабушка. Не знаю уж, о чем она с бедолагой разговаривала, но в очередной раз он предпочел выяснять задание у кого-нибудь другого.

Поэтому, вырвавшись на свободу, я первым делом наградила своей любовью всех, кто высказывал хотя бы смутное желание на нее посягнуть. Я была щедрой, как политый теплым дождиком чернозем.

Я — девушка неприхотливая. В дизайнерской одежде не разбираюсь, к драгоценным камням равнодушна, а на социальный статус мне плевать. Ничего не коллекционирую, почти не ем в общественных местах. Да, я мало зарабатываю — но и тратить мне особенно не на что. И все-таки иногда…

Иногда меня настигает состояние, которое Len'a (crazy) именует не иначе как «финансовый анал». Финансовый анал — это отсутствие денег, полное и катастрофическое. Когда приходишь в булочную и понимаешь, что обыкновенный нарезной батон стоит на три рубля дороже, чем ты могла бы себе позволить. Покупаешь самую дешевую булочку и плетешься обратно — чтобы безрадостно сжевать ее с несладким чаем.

Такое бывает со мной нечасто, но все-таки бывает.

— Надо бы тебе откладывать на черный день, девушка, — пожурил меня дядя Ванечка, когда однажды я попробовала одолжить у него рублей двести, — а то с голодухи, знаешь ли, можно влипнуть в историю.