Опаловый соблазн - Рене Бернард Страница 13

— Вы уверены, что он не придет, если позвонить? — Изабель не хотелось бы отрывать хозяина дома от его занятий. — Он может рассердиться, что ему мешают.

— Он не услышит и церковного колокола у себя над головой, если уткнулся носом в страницу с этими языческими каракулями, — рассмеялась экономка. — И этот человек никогда не ругается. Хотя он переходит на горестные причитания, что я чуть не довожу его до сердечного приступа мясным пирогом. Кроме того, если мы не прервем его, ему придется довольствоваться холодным ужином.

— Хорошо, — сказала Изабель и послушно отправилась в библиотеку за мистером Торном. Дверь была закрыта, поэтому она тихо постучала. Но не получив ответа, медленно открыла дверь, готовая принести извинения при первом признаке недовольства.

Однако никакого возмущения не последовало. Она огляделась, ожидая найти Дариуса за письменным столом, и замерла, как загипнотизированная, увидев его сидящим на полу на восточном ковре в окружении карт и бумаг. Сидя спиной к ней, Дариус переложил листы пергамента и взял небольшую записку, при этом что-то пробормотав.

Изабель воспользовалась моментом понаблюдать за этим человеком в его стихии и восхитилась им. Свет камина делал его каштановые волосы золотыми и выгодно подчеркивал широкие плечи. Ей удалось на мгновение увидеть его в профиль, когда он разворачивал карту, и у нее перехватило дыхание от его мужественной красоты. Стоя на коленях, он напоминал молящегося паломника: его сильные тонкие пальцы так осторожно обходились с каждым листом, которого касались, словно это были священные тексты.

«Как это получилось, что у вас нет жены, мистер Дариус Торн? Как может быть, что вы, такой красивый, до сих пор один?»

— Мистер Торн? — окликнула она его.

Он не проявил признаков того, что услышал ее, и она, прочистив горло, попыталась снова, на этот раз немного громче:

— Мистер Торн!

Он не пошевелился, и Изабель подняла подол юбки, чтобы попытаться подойти к нему, не наступив на какую-нибудь из бумаг. Это было довольно сложно, но она улыбалась, пробираясь на цыпочках по гладкой мозаике. Изабель осторожно дотронулась до его плеча, приготовившись к тому, что он вскочит, если ее присутствие оторвет его от научных размышлений.

Но он не вскочил. Дариус медленно перевел взгляд вверх, как человек, пробуждающийся от сна.

— Елена! Вы?.. — Снова сев на пятки, он смотрел на нее снизу. — Я пропустил звонок к обеду?

Она покачала головой:

— Миссис Макфедден утверждает, что звонить бесполезно, и попросила меня привести вас на обед, пока он еще теплый.

Дариус улыбнулся и подобрал несколько листов, чтобы освободить проход из круга.

— Она права. Я… мысленно перенесся в другое место. — Встав, он отряхнул брюки и разгладил свой длинный шерстяной жакет. — Вы давно здесь?

— Нет, — солгала она, — совсем недавно.

— Теперь вы узнали об одном из моих ужасных недостатков — отгораживаться от мира во время работы, однако я рад, что вы здесь. — Дариус протянул ей руку. — Отправимся обедать?

— Да. — Она взяла его под руку, и они вернулись в небольшую столовую.

— Восхитительно пахнет, миссис Макфедден, — объявил Дариус. — Вы кулинарный гений!

— Я такая же обыкновенная повариха, как все другие, — отвергла комплимент миссис Макфедден, смущенная вниманием хозяина, и наполнила их чашки теплым ароматным сидром. — Я вернусь с хлебом, но начинайте, не дожидаясь меня.

— Ей это понравилось, — улыбнулась Изабель.

Дариус придвинул Изабель стул, и они оба без церемоний уселись.

— Я никогда не знаю, что сказать, чтобы доставить ей удовольствие. Она, по-видимому, считает, будто я недостаточно ем, но… — Дариус подозрительно обвел взглядом многочисленные блюда. — Не думаю, что целая британская армия, к ее удовлетворению, могла бы расправиться с этим количеством еды.

— Быть может, она привыкла готовить на большую семью.

— Вполне возможно. Она не раз говорила мне, что холостяки превращаются в отвратительных хозяев. Поэтому я стараюсь создавать как можно меньше хлопот, однако ваше предположение заставляет меня задуматься, не веду ли я себя в этом отношении неправильно. — Он начал открывать блюда, чтобы продемонстрировать их содержимое. — Пожалуй, мне стоит провести пару экспериментов, чтобы проверить эту идею.

Изабель прогнала от себя нелепую картину того, как Дариус специально создает всякого рода «хлопоты» для своей экономки.

— Какова область ваших исследований, мистер Торн? — спросила она.

— Мне бы не хотелось усыпить вас этой темой, — после некоторого колебания ответил он.

— Прошу вас, мистер Торн, мне очень интересно.

— Естественно, это исключительно моя теория, основанная на общепринятых и бесспорных истинах, что о культуре можно судить просто на основе изучения образцов ее архитектуры. Но теперь эта область, очевидно, сузилась и включает в себя лишь священные предметы индусов и индийские реликвии. — Дариус положил себе на тарелку приличный кусок пирога с мясом и вздохнул. — Правда, в эти дни она не кажется такой уж узкой. Ничего не проясняется! Это все равно что с завязанными глазами и с тряпочными мешками на руках пытаться изучить вышивку.

— Какая фантастическая метафора! — Изабель сдерживалась, чтобы не засмеяться.

— Я не собирался выражаться так красочно, — отозвался он, поднося ко рту большую ложку густого протертого овощного супа.

— От архитектуры к священным предметам. Какая между ними связь, мистер Торн? — поинтересовалась Изабель, подкладывая себе на тарелку еды.

— В лучшем случае слабая. — Дариус вздохнул, однако поворот разговора воодушевил его. — Стоит мне потянуть за любую ниточку, как я вспоминаю Индию. Между людьми, проведшими там десятилетия, было меньше единения, чем между нами, пробывшими в темноте тот короткий промежуток времени. Разве это не странно? Я, возможно, доживу до ста лет, но все же главное во мне будет определяться одним коротким отрезком времени.

— Это не так, мистер Торн, — покачала она головой. — Под «нами» вы подразумеваете своих друзей и себя?

— «Отшельники», — нараспев произнес он. — Вводящее в заблуждение название наш неофициальный клуб получил на одном званом вечере в Лондоне. Кто-то чуждый нам заметил, что мы, по-видимому, слишком особенные и надменные, неспособные реализовать свои принципы. Из всех нас осталось только шестеро, выдержавших испытания, и, вероятно, это сделало нас излишне серьезными для участия во фривольных танцах и салонных разговорах. Мы предпочитаем собственное общество.

— Ужасное название! — воскликнула Изабель.

— Оно соответствует истине во многих смыслах. Индия изменила нас, а условности общества не легкая накидка, которую можно снова накинуть без доли скептицизма. Борьба за выживание способна ожесточить человека, Елена.