Английская мадонна - Барбара Картленд Страница 13

Вернувшись домой, она, едва переступив порог парадной двери, мысленно сделала заметку относительно дорожных сундуков. Один им точно понадобится — сложить в него вещи в дорогу. Но сундуки тесно сгрудились на чердаке. Надо попросить Джима, как только он вернется, стащить их вниз. И хорошо, если сундуки только покрылись пылью. Но если крысы прогрызли в них где-либо кожу, проникли внутрь и там порезвились… Придется чинить и латать. Времени у этих чрезвычайно умных животных было достаточно: она не поднималась на этот чердак с момента, как умерла мама и после ее смерти в сундуки упаковали всю ее одежду. Теперь надо в ней покопаться и найти что-нибудь для себя такое, в чем можно появиться в приличном обществе. Скорее всего, придется изрядно поработать иголкой. Навлекать позор на свою голову и на свое имя из-за ненадлежащего внешнего вида — по меньшей мере неосмотрительно, Джим прав. Ведь девушка и сама лучше понимает: своей внешности человек всегда придавал значение, как-либо «оформлял» ее, украшал, что-то обозначал ею. Даже первобытные люди напяливали на себя украшения из шкур и костей! А если всмотреться в великолепные одежды людей на живописных полотнах, то из любой детали можно сделать важные и знаменательные выводы.

Допустим, человеческая рука: динамика жеста, изящество очертаний, особый, скрытый смысл всегда связывались с рукой как своеобразным отражением не только физических особенностей данного человека, но и его характера, воспитания и истории нравов. Не случайно потому перчатки наделены, помимо утилитарных, еще и многими другими свойствами. Теодоре вспомнились бальные белые — как увлекательная поэма о любви, красоте, музыке и прочих изящных приятных вещах. Перчатки во время бала не снимают — еще бы! — надеть их не так-то просто, тут дамы прибегали к специальным распялкам и помощи горничных. Белые лайковые перчатки надевали также в театр. Такие перчатки шили из тончайшей лайки в основном в Париже, а саму лайку изготавливали в Москве на кожевенных фабриках купцов Бахрушиных, как Теодоре было известно тоже из разговоров отца с коллекционерами: говорили-то мужчины не только о картинах, делах и политике. Многие обладатели живописных шедевров держали свое производство, встречались с людьми, приезжавшими из других стран. Кто-то рассказывал про встречу с одним из Бахрушиных в Лондоне. Три брата Бахрушиных взяли на себя долги отца и не только наладили производство, но и расширили его, перенимая иностранный опыт, разузнавая все о ценах на ткани, на отделочные материалы, выведывая подробности о вкусах заказчиков. Проблема выплаты долгов особенно волновала Теодору, она была для нее интересна практически, но, увы, в их нынешней ситуации одними разговорами не поможешь. У Колвинов все же не производство… Приемы же в Маунтсорреле продолжались до тех пор, пока барон мог позволить себе принимать гостей в мало-мальски приличного вида комнатах, пока те не обрели свой сегодняшний вид — постыдный для присутствия в них посторонних людей из приличного общества.

Это был первый раз с момента получения письма от графа, когда Теодора так глубоко и всерьез задумалась о том, какой она предстанет в замке Хэвершем. Мысли в ее голове обгоняли одна другую, теснились воспоминания разных лет давности. Она представляла себе, как ступит в освещенную ярким светом гостиную и на нее обратятся взгляды незнакомых людей. Что они станут думать о ней, взглянув на нее? Ведь если отцу нужны смокинг и пара новых рубашек, то по сравнению с ее потребностями это сущая мелочь, совсем ничто.

Жаль, что нельзя облачиться в картину Ван Дейка, накинуть на плечи полотно Рембрандта, а Фрагонаром обернуть бедра как юбкой. Не говоря о том, чтобы предстать в гостиной блистательной Флорой… Она горько усмехнулась своим непрошеным невеселым мыслям. Но раз это невозможно, неужели придется появиться перед людьми в лохмотьях? Нет, ни за что!

Конечно, надежды на мамины платья мало. На них пышные широкие рукава, сейчас такие не носят, но… И они были неновыми, когда она умерла… Впрочем… Зачем ждать возвращения Джима?

И она ринулась вверх по лестнице на чердак — так быстро, как не бегала очень и очень давно, откуда только силы взялись… Одним махом она оказалась под крышей. И, пока шла по пыльному полу к кладовой с сундуками, оступаясь на шатких половицах и семеня ногами, чтобы удержать равновесие, она, как ребенок, мысленно молила мать: мамочка, дорогая моя, помоги мне! Сотвори для меня чудо — мне нужно вечернее платье!