Последнее лето - Елена Арсеньева Страница 13

«Франкфурт-на-Майне. Известная социалистка Люксембург,сказавшая на двух собраниях: «Если предполагается, что мы поднимем смертоносноеоружие против наших французских или иных зарубежных братьев, то мы этого несделаем», – приговорена за возбуждение к неповиновению законам в тюрьму нагод».

«Известия»

* * *

«Что же делать? Что мне делать? «– Что сделаю я длялюдей?! – сильнее грома крикнул Данко…»

Тамара Салтыкова прижала руки к груди, оглянулась. Маленькаякомнатка, зеркало на стене, круглый столик, венский стул, кровать, комод,покрытый вышитой салфеткою. По стенам еще несколько вышивок в рамочках: вот кавалерс барышней в лодке, вот букет, вот семейство ярких мухоморов, вот разноцветныйузор. На стуле – подушка, тоже вышитая – еще один букет. На комоде маленькоезеркальце на подставке, рядом лежит ярко раскрашенное деревянное пасхальноеяичко, стоит рождественский гипсовый ангелочек с отломанным и подклееннымкрылышком, рядом блюдце со шпильками и булавками, вазочка с шелковой розой…Какое мещанство! Как можно здесь жить, сознавая, что жизнь твоя проходитсовершенно напрасно?!

«Но ведь я ничего не умею, только вышивать, да и то… –Тамара угрюмо посмотрела на барышню с кавалером, изделие своих рук. У барышниодин глаз больше другого и рот какой-то кривой. Чего кавалер на нее таращится,как пришитый? От такой уродины надо бежать подобру-поздорову! – Маринаходит на медицинские курсы, а я – нет. Марина смелая, а я крови боюсь. Я накурсах сразу в обморок упаду. Марина рассказывала про какую-то свою знакомую,которая пошла работать в деревенскую больницу и умерла от тифа. Счастливая… Яумею только вышивать и полы мыть. Когда у горничной Мани болит спина, я мою занее полы. Мне нравится! Может, в поденщицы пойти, чтоб вместе с народом… чтобыкак народ…»

Она вспомнила баб, которые приходили к Аверьяновым убиратьсяперед Рождеством и мыть окна перед Пасхой, и представила себя поденщицей: сподоткнутым подолом, голыми ногами, наглым взором исподлобья. Услышала свой –нет, не свой! – визгливый, скачущий голос: «Да чо-эт мы, бабоньки,возимся-та, давайть-ка порезвей!»

Ох, как стыдно, как стыдно, Тамара Салтыкова… Стыдно такпрезирать народ, во имя свободы которого ты жаждешь совершить подвиг! Ты желюбишь народ! Ты его жалеешь! Особенно женщин, которые приходят на скотныйрынок с пустыми ведрами и униженно просят разрешения подоить коров, потому чтоне на что купить детям молока. Владельцы, между прочим, разрешают, ведь есликорова долго стоит недоеная… Говорят, правда, что те бедные женщины потомторгуют этим молоком… Ну и что, не от хорошей ведь жизни! Это страданиянародные, о которых ты читала такие возвышенные стихи на гимназическом вечере!А в поденщицы не хочешь… Не хочешь менять свой удобный образ жизни ради народа…Или просто боишься маму огорчить?

А Марина? Марина Аверьянова? Ей куда трудней пойти противотца-банкира, но она готова на это! «Ах, как бы мне стать такой же решительной,как она!»

– Отец – типичная акула капитализма, – говоритотчужденно Марина. – Он живет по принципу: «Рой другому яму, не то сам внее попадешь!» Я сначала хотела отказаться от его денег, они ведь кровьюпахнут, но они нужны партии!

– Так ведь ты говоришь, они кровью пахнут… – робкозаикнулась Тамара. – Разве партии могут быть нужны такие деньги?

– Ничего, – усмехнулась Марина, – партиивсякие деньги нужны. Просто нужны. Прежде всего – на помощь политическимзаключенным. Конечно, отец иногда уверяет, что лишит меня наследства и вообщеиз дому выгонит, но я думаю, он умрет раньше, чем решится на это. Он ведь оченьболен, ты знаешь? Партии долго ждать не придется.

Тамаре страшно слышать, как равнодушно Марина говорит осмерти отца. Даже если он – акула капитализма, все равно так нельзя! А впрочем…кто такая Тамара, чтобы осуждать Марину? Ничего не умеет, всего боится, вподенщицы не хочет… Конечно, она помогает Марине в дни ромашки и в днивасилька, когда девушки ходят по Большой Покровской улице и собирают у прохожихденьги для чахоточных больных, но это такое незначительное дело!

– Я господина Аверьянова презираю, – своодушевлением сказала Марина. – У него несколько костюмов, в то время каку рабочих… в то время как многие рабочие ходят в тряпье и живут впроголодь! Унего ничего не выпросишь на благотворительность! Он вечно экономит, он такойскупой! Знаешь, когда я была маленькой девочкой, он иногда приходил почитатьмне вслух свою любимую книжку. Она называлась: «Как живет и работает государьимператор». Я до сих пор некоторые строчки наизусть помню: «Император оченьэкономен и карандаши, которыми он работает, исписывает до конца, а остаткиотдает на забаву своему августейшему сыну!»

– А это про какого государя было написано? –удивилась Тамара. – Ведь когда ты была маленькая, его высочество цесаревичАлексей еще не родился.

– Да какая разница, про какого царя! – вспыхнулараздраженно Марина. – Про Алексашку, про Николашку… Все они одним мироммазаны, эти Божьи по-ма-зан-ни-ки! – Она ехидно усмехнулась: – А ты что-тоуж больно почтительно, ну прямо с придыханием говоришь: «его высо-очествоцесаревич Алексе-ей…» Надо избавляться от этого низкопоклонства перед властью.Знаешь, что я тебе скажу? Если бы можно было выбирать родителей, я бы невыбрала господина Аверьянова себе в отцы. Мне противно, когда говорят: «У неепапашка миллионщик, счастливая!» Нашли тоже счастье… Да, родителей мы невыбираем, но правительство выбирать должны, должны! Сильнее, сильнее надостучаться в ворота дворцов и уже не просить, а требовать, требовать своего,невзирая на запреты, аресты, ссылки, казни… Чем больше мучеников, тем крепчебудут стоять стены нового здания!

– Какого здания? – испуганно спросила Тамара.

Марина глянула уничижительно:

– Новой России! Пыльная скука нашего старого домадолжна быть уничтожена! Новый дом будущего мы построим вместе! Ты хочешьпринять в этом участие, Тамара Салтыкова?

– Конечно! Конечно, хочу!

– Но тебе придется все бросить! – Марина широкимжестом обвела комнатку. – Все эти тряпочки-шпилечки-кружавчики… –Тряхнула короткими волосами, глядя на Тамарины косы, оплетенные темно-синимиатласными лентами. – Начала бы с малого, хотя бы подстриглась – долой этипредрассудки, закабаляющие женщину. Длинные волосы, сколько на них времениуходит, которое можно употребить с пользой для народа!

– Что ты! – всплеснула руками Тамара, на всякийслучай перебрасывая косы за спину, чтобы Марине их не было видно. – Если яотрежу волосы, у мамы будет плохо с сердцем.