Недотрога для плейбоя - Анастасия Градцева Страница 13

Проклиная себя за добросердечность, я со вздохом кивнула и стала снимать куртку.

Маринка как-то очень быстро всех выпроводила, и в квартире остались только мы вдвоем. Решив не затягивать, я пошла на кухню и стала собирать со стола грязную посуду, но одногруппница со смехом потянула меня в комнату:

– Ой да забей, через полчаса клининг придет – они тут все вылижут. Давай лучше поболтаем! Кофе хочешь?

Я отрицательно покачала головой. Надо было сразу догадаться, что Марина вряд ли стала бы утруждать себя уборкой, ей просто хотелось посплетничать. И явно на ту тему, на которую я говорить не хотела от слова «совсем».

– Тогда чай, да? – она подскочила и убежала на кухню, а потом притащила мне кружку кипятка с чайным пакетиком и водрузила ее на столик, предварительно расчистив там маленький островок. – Пирог не предлагаю, его весь сожрали. Преимущественно твой Царев! – тут она хихикнула и устроилась поудобнее на диване.

– Ну давай! Рассказывай! Как тебе Царь?

– Марин, – я судорожно пыталась придумать, как вежливо объяснить ей, что не хочу об этом рассказывать.

– Девчонки говорили, он прямо огонь в постели! Что несколько раз подряд может. Не врут?

– Что может несколько раз? – тупо спросила я.

– Кристин, ну то самое! Че ты как маленькая!

Посмотрев на мое полыхающее лицо, Маринка рассмеялась:

– Да хватит уже стесняться! Ну переспала с Царевым, подумаешь!

– Я не спала с ним! – вдруг громко и очень возмущенно сказала я.

– Ага, он просто так голый под одеялом с тобой в обнимку лежал, – фыркнула она, а потом вдруг внимательно вгляделась в мое лицо и присвистнула. – Подожди, серьезно что ли? А что тогда было? Погреться к тебе пришел?

– Мы обнимались, – невозможно было говорить и не вспоминать горячие уверенные прикосновения, и в груди снова все болезненно заныло, – а еще целовались…

– Так, – у Маринки глаза горели от любопытства, – а дальше? Уснул наш хваленый герой-любовник? Опозорился, да?

– Нет, он предлагал, но я…не захотела, – выдавила я, красная как рак.

– То есть, – у нее глаза от изумления стали большие и круглые, – ты его бортанула? Не дала Цареву?

Фу, как это ужасно звучало. Мерзко, отвратительно, но зато я вдруг с ужасающей ясностью осознала, зачем он лег ко мне. Зачем обнимал, говорил удивительно нежные слова и почему так резко замолчал, когда я явно дала понять, что продолжения не будет. То, что для меня было волнительным переживанием от прикосновений человека, в которого я была по уши влюблена, для него было попыткой удовлетворить физическую потребность. Которую, видимо, должна была удовлетворить Ленка, но она почему-то взбрыкнула. Правда, судя по ее поведению утром, отказываться от этой обязанности она не собиралась.

Господи, какая гадость. В какого же отвратительного человека меня угораздило влюбиться. Но теперь все! Вырвать из сердца и забыть как страшный сон.

– Да, Марина, все так, – медленно проговорила я, – и я бы не хотела об этом вспоминать. Если тебе на самом деле не нужна помощь, я лучше пойду домой.

– Прости, да, конечно!

И уже когда я почти оделась, она вдруг тихо спросила:

– Слушай, а почему ты не стала? Ну, я имею в виду, он же тебе, наверное, нравился, раз ты с ним легла.

Марина спрашивала с искренней заинтересованностью, как будто и правда не понимала. И поэтому я решила ответить, хоть и вопрос был глубоко личным:

– Потому что для меня это возможно только по взаимной сильной любви. Иначе я не вижу смысла.

– Ну тогда у Царева и правда не было шансов. Любовь – это вообще не про него, – расхохоталась она, но тут же посерьезнела. – А на самом деле, Кристин, ты молодец. Уважаю. Забей на Кирилла, на нем клейма ставить негде. Подожди нормального парня. Кстати, Стас вроде ниче такой, зря ты его отшила.

– Прости, Марин, но я пойду. Мне пора, – на этот непростой разговор я истратила все силы, и было ощущение, что я могу просто не доехать до дома – свалюсь где-нибудь по дороге.

– Да, да, конечно! Ты звони, если че. Если вдруг поболтать захочешь.

– Хорошо.

Я шла по улице, прохладное осеннее утро остужало голову и дышать становилось легче. И даже жгучая боль в груди казалась не наказанием, а спасением. Надо выжечь из сердца эту заразу, и все. Поболит – и перестанет, а я снова стану собой. Вернее, чуть менее наивной версией себя, которая больше никогда не поверит в искренность слов плейбоя.