День, когда пропала Вероника - Александра Миронова Страница 13

Если бы он мог повернуть время вспять и оказаться на том самом роковом перекрестке, он бы вообще никуда не ушел и остался бы дома, дождавшись пока успокоится Вероника. Удостоверившись, что она в полном порядке, взял бы на себя детей и, возможно, вечером выбрался бы с ними куда-то в семейный поход. В кино? Да, почему бы и нет? Роберта они могли бы отвезти его родителям, они все время жалуются, что редко видят внуков. Кстати, почему? Вероника же постоянно твердит об усталости, так что ей мешает чаще отдавать детей бабушке? Надо будет с ней это обсудить. Впрочем, если ему еще предстоит когда-нибудь хоть что-нибудь с ней обсудить.

Дом встретил его распахнутой дверью и светом во всех комнатах. Детским плачем и фантасмагорией в лучших традициях кровавых боевиков. И того фильма про исчезнувшую женщину, которая своим исчезновением решила наказать непутевого мужа. Это было первое, что пришло ему в голову, едва он переступил порог дома и пошатнувшись, ухватился за дверную ручку. Мир резко закрутился перед глазами и к горлу подступила тошнота.

– Что… Что это? – только и смог выдавить Родион перед тем, как развернувшись кинулся прочь и выплеснул на идеальную лужайку содержимое желудка, в котором с утра практически ничего не было.

– Родион Сергеевич? – находившийся в доме полицейский предусмотрительно оказался рядом и встал так, чтобы заблокировать ему пути отхода, – а мы вас везде ищем.

Несколько раз глубоко вдохнув, Родион поднялся с колен, машинально отметив, что тонкая ткань брюк промокла от вечерней росы. Вытерев рот, он наконец-то нашел в себе мужество посмотреть на полицейского. Лет сорок, немного лишнего веса, лицо добряка и рубахи-парня, но все впечатление портили мертвые глаза. Полицейский безмолвно в чем-то его обвинял. Только вот в чем? Догадку Родион побоялся сформулировать.

– Что случилось? – выдавил он, обдав полицейского несвежим дыханием, и сам поморщился – ему нужно в ванную, почистить зубы. Интересно, они ему разрешат? А почему, собственно, нет, он же ни в чем не виноват. Хотя, в чем он может быть виноват?

Мысли, как раненные птицы, носились в голове, сталкиваясь друг с другом, клокоча и переругиваясь, нанося друг другу кровавые раны стальными клювами.

– Что случилось? – бестолково повторил он.

– А мы думали, это вы нам расскажете, Родион Сергеевич, – полицейский принялся теснить его по направлению к дому. Внезапно Родиону стало страшно и холодно. Он с трудом поборол в себе желание схватить полицейского за грудки, хорошенечко встряхнуть и заорать прямо в лицо.

– Что с моей женой? – только и сумел снова выдавить он.

– А почему вы сразу спросили о жене? – немедленно прицепился к фразе полицейский. Ищет виновного, это ясно, как божий день.

– Это дети? Кто? Роберт или Злата? – выдохнул Родион, чувствуя слабость в ногах и, наверное, он бы даже упал, если бы не поддержка полицейского. Стальной рукой тот завел его в дом и усадил на мягкий пуфик, стоящий возле входа и стоивший целое состояние. Помнится, они даже поругались с Вероникой из-за него. Родион не понимал, почему нельзя обуваться на обычной табуретке. Господи, из-за какой же ерунды они ссорились!

– С вашими детьми все в порядке, – женский голос. Родион с трудом заставил себя поднять потяжелевшую голову и посмотреть на говорившую женщину. Соседка, кажется, она недавно переехала. Он не знал ее имени, да никогда и не интересовался. Лицо, уже тронутое первыми признаками осени, неожиданно показалось знакомым. Невысокая, темноволосая, где же он мог ее видеть?

Родион закрыл глаза и прислонился к стене, чувствуя, что куда-то отплывает.

– Родион Сергеевич, вы меня слышите? – полицейский не дал ему переместиться в другое измерение, – когда вы в последний раз видели вашу жену?

Значит, все-таки Вероника.

– Сегодня днем, а что случилось? – каким-то нечеловеческим усилием он заставил себя открыть глаза, сесть и уставиться на полицейского. На секунду показалось, что у того во взгляде промелькнуло что-то похожее на сочувствие. Хотя нет, показалось.

– Вы были сегодня днем дома, а не на работе? Почему? – немедленно вцепился в информацию полицейский.

– Вы мне скажете, что случилось? – вдруг заорал Родион и, вскочив, уже собрался ударить бездушное чучело, но его руку мягко остановили. Та женщина, неизвестно что делающая в его доме.

– Позвольте, я расскажу. Вероника завела ко мне Златочку и попросила присмотреть за ней несколько часов, пока они с Робертом куда-то съездят, – мягким, каким-то медовым голосом, обволакивающим и исцеляющим раны, начала она. Как так вышло, что он даже не знает ее имени?

– Наступил вечер, мне нужно было уехать, а Вероники все не было, ее телефон не отвечал. Я взяла на себя смелость и зашла во двор, чтобы посмотреть не вернулись ли вы. Во дворе я услышала плачь Роберта и решила, что Вероника уже дома. Позвонила, но никто не ответил, дверь была открыта. Я зашла и увидела…

Женщина нервно сглотнула и сделала паузу, словно подыскивая подходящую случаю формулировку, которая смогла бы немного смягчить удар. У Родиона задрожали руки, а внутри словно разлилась пустота, абсолютное ничто. Он сделал неопределенный жест, словно умоляя соседку ничего не говорить. Он должен сам все увидеть. Это он во всем виноват. Пришло время хотя бы раз в жизни взять на себя ответственность за собственные поступки.

Пошатываясь и держась за стену, Родион встал и направился к гостиной.

Вероника вложила много труда в уют «главной комнаты», как она ее называла. В оформлении она придерживалась концепции датского «хюгге» – философии счастья. Смешно, ей богу. Далекие заиндевевшие датчане даже специальный институт счастья придумали, призванный научить людей быть счастливыми. Мыльный пузырь и надувательство, но такие, как Вероника верили и старательно следовали всем указаниям предприимчивых датчан.

Все поверхности заставлены идеальными фотографиями с многочисленных семейных фотосессий. Они такие счастливые, смеющиеся – празднуют новый год, провожают лето, встречают весну, ныряют в теплом океане среди радужных рыб. Вот они, чуть более серьезные и повзрослевшие, ждут Злату, а тут уже подросшая дочь держит на руках братишку.

Со вкусом подобранная современная мебель, чьи острые углы умело сглажены яркими мягкими подушками и пледами. Родион почувствовал тонкий запах – кажется, жена добавляла что-то в мешок пылесоса, какое-то масло, чтобы дома всегда пахло свежестью. Помнится, она говорила об этом несколько раз, но он не слушал.

Взгляд заметался по стенам и потолку – люстра муранского стекла, которую Ника заставила его везти в руках через полмира. Шторы приглушенного зеленого цвета – черт, как же он правильно называется – фисташковый? Оливковый? Артишок? Только Ника могла объяснить, какая между ними всеми разница. Ника, от которой в доме остались только кровавые следы.

Родион заставил себя перевести взгляд на пол – опрокинутый журнальный столик, осколки разбитой рамки, рядом валяется выпавшая из нее фотография – все четверо на фоне Эйфелевой башни, теперь залитой кровью. Никиной кровью? Или нет?