До любви один шаг - Ким Лоренс Страница 13

— А я в самом деле голодна.

— Еще бы, после вчерашнего! — Лайам поморщился, вспомнив, как ей было дурно.

— Уже немного осталось, скоро это кончится, так все говорят. — Джо очень надеялась, что врачи не ошибались. — Я плотно ем по утрам для компенсации. Ребенку это не повредит, — заверила она, — я узнавала.

— Я говорил не о ребенке.

— Ну, а я-то крепкая, — серьезно отозвалась она.

— Как пара изношенных сапог.

Искреннее участие в брошенном на нее искоса взгляде обладало властью остановить сердцебиение. Не вздумай увидеть в этом что-либо, кроме дружеского отношения, строго предупредила себя Джо.

Вездеход с хрустом проехал по покрытой гравием длинной изогнутой дорожке. Джо посмотрела на лошадей, пасшихся на густо заросшем травой газоне. Сначала лошади были просто досужим занятием, которое со временем переросло в серьезное увлечение. Пат Рафферти, не дождавшись пенсии, бросил адвокатуру и теперь был глубокоуважаемым и преуспевающим коневодом.

В конюшнях кипела работа, но дом был пуст. Джо заметила, как растерянно остановился Лайам посреди кухни, не увидев матери. Острая жалость пронзила ее — каждая вещь здесь напоминала о Мэгги.

— У тебя, наверное, нежный желудок? — Лайам налил в чайник воды и поставил на конфорку.

— По утрам ничего. — Она пододвинула стул к большому, чисто вымытому столу.

— Бекон, яйца… колбаса? — Он протянул руку за двумя большими глиняными кружками.

— Все подряд, я изголодалась. — Она запнулась от внезапного воспоминания. Однажды она уже просила всего и получила сполна.

Треск разбившейся об пол кружки нарушил внезапно наступившую наэлектризованную тиши.

— У-Черт! — тихо выругался Лайам. — Где у мамы совок? — Его голубые глаза потемнели, а оливковая кожа, казалось, еще сильнее натянулась на резко очерченных скулах.

Джо сразу поняла, что ее шутливое замечание пробудило в нем те же ощущения. У нее пересохло в горле, она кашлянула.

— Там, в шкафчике, — удалось выдавить хриплым шепотом.

Ей до боли хотелось, чтобы он прикоснулся к ней. На мгновение это желание даже вытеснило все остальные мысли. Как она могла не понимать очевидного? Конечно, она хотела его ребенка. Это было не просто желанием, это было почти нестерпимой жаждой.

— Спасибо. К счастью, это не парадный фарфор.

— Да. — Ничего не значащие слова повисали в воздухе. Ей уже было мало этого спокойного чувства надежности, возникавшего от их глубокой дружбы. Ей нужно было больше, намного больше. Ужасное, безнадежное положение!

— Порядок. — Он выпрямился, и она покраснела, попавшись на разглядывании крепкой мужской задницы.

— Женщины тоже заглядываются, — с вызовом заявила она, инстинктивно выставляя оборону против насмешливого блеска голубых глаз. Ну что было не промолчать, как сделал бы любой нормальный человек?

— А я разве против? — Лайам поднял руки. — Что за нежности при нашей бедности?

— Издеваешься? — И правильно делает. При таком теле и избытке сексапильности…

— Чудо, что я вообще смеюсь. И его совершила ты, Джо. Спасибо тебе.

Это неожиданное и искреннее признание было прекрасно, но она предпочла бы, чтобы он видел ее сексуальной и соблазнительной, а не доброй тетушкой Джо.

— Одним «спасибо» сыт не будешь, — буркнула она. — Может, уже дашь поесть?

— А, да, конечно, извини.

Тарелка оставалась еще наполовину заполненной, когда Лайам отложил вилку с ножом и, подперев подбородок сплетенными пальцами рук, наблюдал, как Джо сметает все подряд.

Она чувствовала, что он на нее смотрит, но заставила себя не обращать внимания на его веселье.

— Ты хорошо готовишь, — признала она со вздохом и отодвинула пустую тарелку.

— У меня были хорошие учителя.

— Спасибо. — Она приняла комплимент. — Хотя ты использовал полученные знания во вред — соблазнил женщину.

— Но, согласись, цель была достойна затраченных усилий.

— Когда-то ты ничего такого не говорил, — напомнила она.

— Я был молод. Для молодых людей в определенном возрасте вопрос «соблазна» переходит в сферу основных инстинктов.

— Ты хочешь сказать, что потом он оттуда уходит?

— Такая молодая, а сколько цинизма.

— У меня было достаточно причин для этого. — Уникальная возможность высказаться. Она смотрела, как Лайам напускает на себя вид человека, на которого навалился весь мир.

А у нее разрывалось сердце. Если бы он любил ее! Тогда этот ребенок не был бы обузой, он мог бы стать их общей радостной заботой.

— Я говорил с папой.

— Я так и думала, — медленно произнесла она. — Надеюсь, мое имя не упоминалось? — Она с опаской посмотрела на него. — Ты долго собирался сообщить мне это.

— Я наделся, что ты, поев, станешь более… покладистой.

— Напрасно надеялся. — Это моральное вымогательство у него не пройдет.

— Маме нельзя волноваться, врачи выразились совершенно ясно. От этого зависит, выздоровеет она или…

— Понимаю, конечно. — Он что, дурой ее считает?

— Ты не хочешь выходить за меня замуж, — без эмоций произнес он.

Она бы по раскаленным углям пошла с ним к алтарю, если бы он хоть немного любил ее.

— Нет, — твердо ответила Джо, — не хочу. — Она нахмурилась, ожидая, что он будет настаивать. Теперь от этого многое зависело.

— Ты могла бы смириться с помолвкой?

— Разве одно не влечет за собой другое?

— В данном случае — нет. Послушай меня, Джо. — Он внимательно вгляделся ей в лицо. — Это нужно так, для виду. Маму это порадует.

— Ну, хорошо, сначала порадует, а потом что?

— А потом она окрепнет.

— Все-то ты продумал. — Джо с раздражением уставилась на него — конечно, она согласится, а как же? Лайам знал, что она на все готова ради Мэгги.

— Чрезвычайные обстоятельства требуют чрезвычайных мер, — назидательно проговорил он.

— То есть и дядя Пат не в курсе? — Джо почувствовала, что попалась в ловушку. Она знала, как ложь умеет становиться хозяйкой положения.

Лайам медленно кивнул.

— Его главная забота — выздоровление мамы.

Если у тебя есть какие-нибудь идеи на этот счет, я весь внимание.

Дело было не в его внимании, дело было в его ногах, в животе, плоском, как стиральная доска, в мускулистой груди. Стоило ей подумать о его сильной спине, и ей сводило живот. Она даже любила этот похожий на клюв нос. Она не знала, что волнует ее больше: его чудные глаза или греховно-сексуальный рот.