Волк и голубка - Кэтлин Вудивисс Страница 124

— Что тебя беспокоит, господин? — поинтересовался он. — Все очень просто. Им нужно что-то есть.

— Нет, не просто. Они не взяли мяса про запас, отрезали ровно столько, чтобы набить животы, а остальное оставили. Должно быть, у них другие планы, как раздобыть провизию, и я боюсь, эти планы касаются и нас.

Он оглядел голые вершины холмов и нахмурился. Гауэйн заметил, как помрачнел лорд.

— Да, Вулфгар, ты прав. Я тоже чувствую: здесь что-то не так. Эти люди крадутся в ночи не как воины, а как хищные звери.

Они снова-бесславно вернулись в Даркенуолд, где их ждали печальные новости — пока отряд объезжал южные границы, к северу сожгли ферму и перерезали небольшое стадо коз. Трупы животных оставили на месте. Мяса не взяли. Такое поведение казалось бессмысленным. Шайка словно стремилась уничтожить все, что попадалось у нее на пути.

Вулфгар тяжело переживал собственную недальновидность. Он метался по залу и яростно рычал, что позволил одурачить себя, пока враг уничтожал его владения.

Эйслинн, понимая, что он всегда судил себя строже, чем других, старалась придержать язык. Наконец Вулфгар успокоился, и ей удалось уговорить мужа поужинать, после чего он немного повеселел. Вулфгар снял тяжелую кольчугу, оставшись в кожаной тунике, и сел у очага, чтобы обсудить случившееся с Болсгаром и Суэйном.

— Воры побывали в Крегане, потом метнулись на север, а сегодня — на юг. Завтра нужно выезжать с первыми лучами солнца и отправляться на запад. Может, еще перехватим.

Остальные не смогли придумать лучшего плана. Придется следить за сигналами и надеяться, что они сумеют вовремя наказать грабителей, прежде чем те успеют натворить новых бед.

Вечер был окончательно испорчен злобным настроением Гвинет, которая рвала и метала из-за неумения брата расправиться с мятежниками. Когда она в который раз начала бушевать, Эйслинн поспешно посмотрела в ту сторону, где играл Брайс, в надежде немного отвлечься от тяжелых мыслей.

— Я дрожу от страха среди этих жалких развалин, неспособных защитить никого даже от умело брошенного копья! — шипела Гвинет, оглядывая древние стены. — Что ты сделал для нашей безопасности, Вулфгар?

Вулфгар свел брови и молча уставился в огонь.

— Да, твой конь уже износил подковы, а дороги утоптаны на славу. Но пронзил ли твой меч хотя бы одного из этих воров? Нет! Они по-прежнему гуляют, свободные, как ветер. Завтра, пожалуй, мне придется взять клинок и попробовать защититься самой, пока ты скитаешься по окрестностям.

Вулфгар воззрился на сестру, словно от всей души надеялся, что она говорит всерьез.

— Оставь меч, дочь моя, — раздраженно проворчал Болсгар, — и вместо этого поработай язычком — он достаточно остер, чтобы не оставить в живых никого из шайки. Кто может перед ним устоять? Он не хуже любого меча пробьет самый крепкий щит и разрубит надвое его владельца.

Эйслинн поперхнулась и закашлялась, чтобы не рассмеяться, но за все старания заработала лишь уничтожающий взгляд золовки. Гвинет отвернулась и стала усердно вертеть колесо прялки, вытягивая длинную нить из насаженного на нее комка шерсти.

— Мой добрый батюшка донимает меня насмешками, пока воры жгут и грабят, и заставляют нас прятаться за этими стенами, — огрызнулась она. — Я даже не могу прогуляться верхом, чтобы немного развеяться!

— Благодарение Богу, — фыркнул Суэйн, — и за малые милости. По крайней мере можно не бояться за лошадей.

— Мы должны научить Гвинет, как их поворачивать, — присоединился к нему Болсгар. — Вечно выезжает на лошади, а возвращается пешком.

Гвинет оторвалась от работы и, подбоченившись, негодующе взглянула на приятелей.

— Смейтесь, вы, старые вороны, — рявкнула она на мужчин. — Я по крайней мере не бегаю в башню и не слежу за дурацкими сигналами, не чавкаю за едой и не высасываю эль бочонками, словно свинья.

— Верно, тогда что ты в таком случае делаешь? — перебил Болсгар, но Гвинет лишь еще больше распалилась.

— Как подобает всякой леди, занята шитьем и вышиванием, а больше ничем, как и велел милорд Вулфгар. — И, бросив на Эйслинн косой взгляд, добавила: — Откровенно говоря, стараюсь ни во что не вмешиваться.

Она замолчала, услышав за спиной хныканье, и резко обернулась. Маленький Брайс обнаружил ее шитье и, потянув к себе пяльцы, безнадежно застрял в мотках ниток. Теперь он пытался высвободиться из крепкой паутины, но только еще больше все запутал. Гвинет завизжала и, нагнувшись, вырвала нитки из крошечных пальчиков.

— Грязное отродье! — завопила она и шлепнула малыша по ручке, оставив красный след. Мальчик поджал губки и набрал в грудь воздуха, готовясь зареветь.

— Мерзкий ублюдок! — снова прорычала Гвинет. — Я научу тебя…

Внезапно раздался глухой стук — она тяжело приземлилась на пол. Ловкая подножка Эйслинн сбила ее с ног. Глаза Гвинет бешено сверкнули, но тут же испуганно раскрылись, когда она увидела, что Эйслинн нависла над ней, широко расставив ноги. Медные пряди сверкали в свете очага, и фиалковые очи метали разъяренные искры. В руках она сжимала веретено, словно копье, готовое вонзиться в грудь врага.

— Запомни, Гвинет, — жестко произнесла Эйслинн, — я могу вынести все твои выходки. Я взрослая женщина и многое повидала. — Она подалась вперед и угрожающе взмахнула веретеном. — Но, норманн или сакс, темный, светлый, зеленый или красный, этот ребенок мой, и если осмелишься еще раз тронуть его, лучше сразу бери в руки меч, потому что я возьму тебя за ноги и разорву! Слышишь?!

Гвинет, открыв от изумления рот, медленно кивнула. Эйслинн отошла от нее и, подняв ошеломленного Брайса, тихо заворковала что-то ему на ухо, стараясь успокоить. Гвинет встала, собрала шитье, отряхнула юбки и, не в силах встретиться взглядом с ухмыляющимися мужчинами, отправилась к себе.

Позже, в своей спальне, Вулфгар молча наблюдал за укладывавшей ребенка Эйслинн, дивясь, как она может мгновенно превратиться в разъяренную ведьму при малейшей угрозе ребенку и тут же обернуться изящным грациозным созданием, передвигающимся по комнате словно в медленном соблазнительном танце. Белая рубаха развевалась с каждым ее движением и временами так и льнула к налитым грудям и крутым бедрам. Вулфгар почувствовал, как неутолимый голод снова загорелся в нем, и лишь только Эйслинн подошла ближе, поймал ее и впился ей в губы. Но крик Брайса тотчас заставил их встрепенуться.

— Подожди, пока малыш не заснет, — шепнула жена. — А потом утолишь свою похоть.

— Похоть? — разочарованно пробурчал Вулфгар. — Интересно, кто эта девица, которая раскачивает передо мной своими тощими бедрами и бесстыдно ласкает на людях, пока у меня штаны не начинают лопаться?

Он снова нежно поцеловал жену, прежде чем растянуться в кресле. Эйслинн низко нагнулась, чтобы подбросить дров в очаг, и белоснежные полушария, увенчанные розовыми сосками, едва не вырвались из распахнутого ворота рубахи.