Сладкое холодное блюдо - Галина Голицына Страница 12

Вернувшись домой, я сделала себе крепкий чай и села за стол в каминном зале. Обложилась листами бумаги и картона, карандашами. Ну, типа, «я работаю». Это на случай, если Соболев заглянет на огонек. А в том, что он заглянет, у меня даже сомнений не было. Что-то он зачастил, а это не входило в мои планы. Но я придумала способ, как его отвадить. Скажу, что полностью погрузилась в работу, а его визиты меня отвлекают. Может быть, станет реже заходить. Для этого я устроила на столе нагромождение из листов картона, фломастеров, карандашей, ластиков. Даже готовальню раскрыла, любуясь сверкающими циркулями. И на ноутбуке открыла чертежную программу AutoCAD.

Делала я все это, чтобы пустить пыль в глаза Соболеву, но в процессе манипуляций настроение улучшилось настолько, что я даже стала напевать. Дело в том, что среди этого «художественного беспорядка» я почувствовала себя в своей стихии, и это неожиданно привнесло в мою душу состояние покоя и гармонии.

Усевшись за стол, я стала обдумывать ситуацию. Когда мы с Вадиком планировали эту акцию, у нас были совсем другие исходные данные. Теперь же тщательно выстроенная схема рушится на глазах, поскольку каждый день появляются новые данные. И далеко не все сюрпризы – из числа приятных. И мне приходится, что называется, «переобуваться в прыжке». Вадьке хорошо, он далеко, и у него всех забот – контролировать мои действия. А совершать эти действия приходится мне, и ничего с этим не поделаешь.

Тряхнув головой, чтобы оторваться от грустных мыслей, я с удивлением обнаружила, что за это время уже набросала эскиз. Конечно, поверхностный, схематичный, но все-таки. Надо же, сама не заметила! То есть я реально включилась в работу, о которой пару дней назад даже не помышляла! И зачем мне это? Кто бы мне по рукам надавал?..

Хлопнула входная дверь.

– Ты когда-нибудь научишься запираться?

Я обернулась. На пороге зала возник Соболев, нагруженный пакетами, из которых разило общепитом.

Я посмотрела на них с ужасом:

– Что это?

– Китайская еда. Ты ж наверняка еще не обедала?

– Не обедала. За работой я забываю о еде.

Он подошел, глянул на стол, присвистнул:

– Вот это да. Ты прямо как зайчик на батарейках – из рекламы. Работаешь без остановки. Где у тебя кнопка выключения?

– Не поняла. Ты же сам хотел, чтобы я.

– Ну да, хотел. Но не ожидал, что ты так рьяно возьмешься за работу.

– А я никогда не трачу время попусту. Иначе не достигла бы успеха. Если я берусь – я делаю. Быстро и хорошо. А не хочу делать – так и не берусь. Всё просто.

– А перерыв на обед тебе полагается?

– Вообще-то – да. Можем пообедать.

Обедать мы пошли на веранду. Соболев стал выкладывать на стол картонные коробочки и судочки. Еда была еще горячая.

Я сходила в кухню за ложками и вилками. Объяснила:

– Терпеть не могу есть палочками. Никак не научусь. И меня это бесит.

– Любое умение достигается упражнением.

Я фыркнула:

– Умный какой! А зачем мне упражнения с палочками? Я умею пользоваться ножом и вилкой. Обычно этого бывает достаточно.

– Не скажи. Колорит не тот.

– Ой, ладно тебе! Колорит ему не тот. Рис всегда останется рисом, а мясо – мясом, хоть палочками ешь, хоть вилкой, хоть руками.

– А я как-то быстро научился. Хочешь, тебя научу?

– Спасибо, обойдусь. У меня есть собственная гордость. Китайцы просто не додумались до вилок. До сих пор едят, как дикари. А я – цивилизованный человек.

– А суши и сашими ты тоже ешь вилкой? От избытка цивилизованности? – подколол он.

– Нет. Суши и сашими я ем руками. Как древние японцы. Кстати, рекомендую и тебе так попробовать. Совершенно особенный колорит! – не осталась я в долгу.

Вот за такой высокоинтеллектуальной беседой мы и скоротали обеденное время. Потом Соболев уехал по делам, а я вернулась к своим эскизам.

Ближе к вечеру позвонил Вадик:

– Как дела, Мата Хари?

– Нормально. Впряглась в работу. Рисую эскизы.

– Ты была сегодня в офисе?

– Угу.

– Главбух умер.

– Иди ты. Правда, что ли?

– Правда, правда. Потому и звоню.

– Но я видела его днем! Он был бодр и свеж.

– Теперь уже нет. Тебя видели рядом с ним?

– ^Да.

– Плохо, всё плохо. Могут заподозрить.

– Меня? С какой стати? Я с ним только два слова сказала. От этого не умирают.

– Ладно. Будь осторожна вдвойне.

Вадик отключился, а я набрала Соболева:

– Что? – отрывисто сказал он в трубку.

– Чай вечером пить придешь?

– Нет. У меня неприятности.

И отключился. Да, господин Соболев, у вас большиенеприятности. И вы даже не представляете, насколько большие! То ли еще будет.

Утром я поехала в офис как ни в чем не бывало. О смерти почтенного Николая Ивановича Соболев мне не сообщил, так что я как бы не в курсе. Поэтому решила работать в обычном режиме. Перед работой мне захотелось выпить кофе и обдумать спокойно план действий. Рядом с офисом было небольшое кафе. Даже, скорее, забегаловка. Еды там не было, только чай, кофе, газировка и печеньки с чипсами. К торговому залу вел полутемный коридорчик, куда выходили две двери. На одной был нарисован джентльмен в цилиндре, на другой – дама в кринолине. Из-за этой двери ясно слышались сдавленные всхлипы. Я – девушка отзывчивая. Натерпевшись в детстве, не могу спокойно пройти мимо чужого горя. А там кто-то страдает. Надо утешить. Или хотя бы попытаться.

Толкнув дверь, я остолбенела: на низком подоконнике сидела собственной персоной главный экономист Игоря Соболева и ревела в три ручья. Больше в туалете никого не было. Она подняла на меня глаза – и замерла на полувсхлипе.

– Вероника Анатольевна, голубушка, что с вами? – подлетела я к ней.

Она досадливо поморщилась:

– Ах, Катя, никак не ожидала увидеть вас тут.

– Да и я не была готова. Зашла вот кофе попить. Почему вы здесь?

– Ушла поплакать без свидетелей. Чтобы сотрудникам на глаза не попадаться в таком расклеенном виде.

– А что случилось-то? – Я присела рядом с ней на подоконник.

– Вы не знаете. Вчера Николай Иванович умер от сердечного приступа.

– Да что вы говорите? – ахнула я. – Надо же, а держался бодрячком! Как мне показалось. Ну не убивайтесь так, я вас прошу! Ничего же не поправишь. Или вас беспокоят денежные дела? Так наверняка назначат нового главного бухгалтера, не хуже, чем был!