Анна и французский поцелуй - Стефани Перкинс Страница 12

В классе Джош тихий и сдержанный, но, едва переступив порог, он начинает юморить похлеще Сент-Клэра. Понятно, почему они такие закадычные друзья. Мередит говорит, они боготворят друг друга: Джош Сент-Клэра за природную харизму, а Сент-Клэр Джоша за редкий художественный дар. Джош нечасто ходит куда-то без альбома и кисти. Его работы невероятны – толстые уверенные мазки и мелкие, тщательно прорисованные детали, – пальцы Джоша всегда измазаны краской.

Но самое интересное начинается после уроков. Об этом никто не пишет в глянцевых буклетах. Дело в том, что поступить в школу-пансион – это все равно что поселиться в обычной средней школе. Отсюда нельзя уйти. Даже в спальне я постоянно «наслаждаюсь» грохотом поп-музыки, шумом стиральных машинок и пьяными воплями танцующих на лестничной площадке. Мередит утверждает, что все устаканится, как только юниоры немного попривыкнут, но я не слишком в это верю.

И тем не менее…

Сегодня пятничный вечер, и в общежитии пусто. Мои соученики совершают набеги на бары, а я впервые наслаждаюсь тишиной. Если закрыть глаза, кажется, будто я дома. Не считая оперного пения. В ресторанчике напротив почти каждый вечер выступает оперная дива. Для обладательницы столь сильного голоса она на удивление миниатюрная. И еще она зачем-то выщипывает брови, после чего рисует их карандашом. Словно статист из «Шоу ужасов Рокки Хоррора».

Когда звонит Бридж, я, уютно устроившись на кровати, смотрю «Академию Рашмор» Уэса Андерсона. Уэс – настоящий режиссер, просто удивительно, как он успевает следить на съемках абсолютно за всем. Его стиль просматривается в любом кадре, ему подвластны и самые серьезные, и самые смешные моменты… «Академия Рашмор» – один из моих любимых фильмов. Речь там идет про подростка Макса Фишера, который настолько погружен в свои увлечения, что его решают отчислить из школы. Какой стала бы моя жизнь, если бы я настолько же сильно увлеклась внеклассной деятельностью АШП ^[18], как Макс – своими занятиями в Академии Рашмор? Уж наверное я бы не сидела в спальне, намазавшись белым кремом от прыщей.

– Ан-н-н-ууук, – раздается крик Бридж. – Я нее-на-вии-жуу их.

Значит, место лидера ей не досталось. Глупо, если учесть, что она самая талантливая барабанщица в школе. Это все знают. Препод выбрал Кевина Квиггли, решив, что другие парни-барабанщики не будут воспринимать Бридж как лидера… потому что она девчонка.

Ну, теперь-то точно не будут. Идиот.

Бридж возненавидела свою группу, своего инструктора и придурка Кевина с гипертрофированным эго.

– Подожди, – говорю я. – Скоро ты станешь новой Меган Уайт или Шейлой Е., и Кевин Квиггли будет хвастаться тем, что когда-то давным-давно вы были знакомы. И поджидать тебя после шоу, ожидая специального приглашения, чтобы пройти за кулисы, а ты сможешь продефилировать мимо, ни разу не оглянувшись.

В ее голосе слышится смешок.

– Зачем ты меня бросила и уехала, Банана?

– Потому что мой отец – кусок дерьма.

– Причем чистокровный, детка.

Мы болтаем до трех ночи, поэтому на следующий день мне удается разлепить глаза лишь ближе к полудню. С трудом встаю и одеваюсь – нужно успеть до закрытия столовой. Поздний завтрак там бывает только по выходным. Когда я наконец прихожу, в столовой тихо, но Рашми, Джош и Сент-Клэр сидят за своим обычным столиком.

На душе тяжело. Всю неделю ребята дразнили меня за то, что я не отваживалась сделать заказ. Я придумывала отговорки («у меня аллергия на говядину», «нет ничего вкуснее хлеба», «равиоли не такие уж и вкусные»), но нельзя же делать это вечно. За стойкой снова месье Бутен. Я хватаю поднос и делаю глубокий вдох:

– Бонжур, мм… суп? Сопа? Силь ву пле?

«Привет» и «пожалуйста». Первым делом я выучила эти слова в надежде, что французы простят мне за это катастрофические пробелы в знании их прекрасного языка. Я показываю на чан с оранжево-красным супом. Похоже на мускатную тыкву. Пахнет необычно – осенью и шалфеем. Сейчас начало сентября, но погода пока стоит теплая. Интересно, когда в Париже начинается листопад?

– Ах! Суп, – мягко поправляет месье Бутен.

– Си, суп. То есть ви. Ви! – Мои щеки горят. – И… мм, уф… куриная салатная с зеленой фасолью штуковина?

Месье Бутен смеется, словно Санта-Клаус, весело и раскатисто. И трясется, как желе.

– Цыпленок и харикос вэрс, ви. Знаете, вы мошете говорить со мной по-онглийски. Я понимать тебя оч-чень хорошо.

Мой румянец становится ярче. Ну конечно, в Американской школе должны говорить по-английски. А я пять дней перебивалась этими дурацкими грушами и багетом.

Месье Бутен протягивает мне миску супа и маленькую тарелку с куриным салатом, и в животе урчит при виде горячей еды.

– Мерси, – говорю я.

– Де рьен. Добро пошаловать. И надеюсь, вы больше не станете избегать меня! – Месье Бутен прикладывает руку к сердцу, словно убит горем.

Я улыбаюсь и качаю головой. Теперь я умею это делать. Я умею. Я уме…

– ЭТО ОКАЗАЛОСЬ НЕ ТАК УЖ И СТРАШНО, ДА, АННА? – кричит Сент-Клэр на всю столовую.

Я резко оборачиваюсь и показываю ему средний палец, надеясь, что месье Бутен этого не заметит. Сент-Клэр усмехается и отвечает мне по-британски, растопыривая указательный и средний палец буквой «v». Месье Бутен что-то ворчит за моей спиной. Я беру поднос с едой и сажусь рядом с Сент-Клэром:

– Спасибо. А то я и забыла, как отшивают по-английски. В следующий раз буду использовать правильный жест.

– Всегда рад помочь.

На Сент-Клэре та же одежда, что и вчера: джинсы и поношенная футболка с силуэтом Наполеона. Когда я спросила его об этом принте, он пояснил, что Наполеон его герой.

– И вовсе не потому, что он был скромным и застенчивым малым, как ты можешь подумать. Наполеон был гадом. Но таким же крутым гадом, как и я.

Интересно, возможно ли, что Сент-Клэр ночевал у Элли и поэтому не переоделся. Каждый вечер он ездит на метро в ее колледж и остается там. Рашми и Мер уже думают, что Элли, наверное, совсем зазналась, раз не хочет с ними общаться.

– Знаешь, Анна, – говорит Рашми, – большинство парижан понимают по-английски. Так что тебе нечего стесняться.

Да. Очень своевременно. Спасибо.

Джош кладет руки за голову и откидывается на стуле. Рукав рубашки поднимается, обнажая татуировку на правом предплечье: череп и скрещенные кости. Судя по толстым штрихам, это его собственный дизайн. Черная краска на бледной коже сразу привлекает внимание. Офигенное тату, хотя на длинной, тощей руке оно смотрится комично.

– Так и есть, – подтверждает он. – Я вообще едва говорю по-французски, но все прокатывает.

– Тут нечем гордиться.

Рашми морщит нос, и Джош наклоняется, чтобы поцеловать ее.