Всего один день. Лишь одна ночь (сборник) - Гейл Форман Страница 12

Рош Эстер?

– А! Рочестер!

– Да. Рош Эстер, – повторяет он. – Там очень холодно. Очень много снега. Моего брата зовут Али Мйоди. Может, ты его знаешь?

Я качаю головой.

– Я живу в Пенсильвании, это недалеко от Нью-Йорка.

– В Пенисвании много снега?

Я стараюсь подавить смех.

– В Пен-сильвании – довольно много, – говорю я, подчеркивая, как правильно говорить. – Но не так много, как в Рочестере.

Он вздрагивает.

– Слишком холодно. Особенно для нас. В наших венах течет сенегальская кровь, хотя мы оба и родились в Париже. Но мой брат, он поехал заниматься компьютерами в Рош Эстере, в университете, – великан, кажется, очень этим гордится. – Ему снег не нравится. А летом, говорит, комары, как в Сенегале.

Я смеюсь.

Губы великана расплываются в улыбке, и его лицо становится похожим на хеллоуинскую тыкву.

– Долго в Париже?

Я смотрю на часы.

– Я приехала час назад. И на один день.

– На один день? А тут почему? – он показывает на бар.

А я показываю на чемодан.

– Надо куда-то это деть.

– Отнеси вниз. Один день в Париже, время терять нельзя. Солнце светит, пусть светит на тебя. Снег всегда ждет.

– Уиллем сказал подождать, что Селин…

– Пфф, – обрывает он, взмахивая рукой. Потом выходит из-за стойки и легким движением вскидывает чемодан себе на плечо. – Идем, я помогу нести.

Лестница приводит в темный коридор, забитый колонками, усилителями, кабелями и осветительными приборами. Вдруг наверху раздается стук в дверь, и Великан убегает обратно, велев мне оставить чемодан в кабинете.

Там две двери, я подхожу к первой и стучу. Войдя, я вижу маленькую комнатку с металлическим столом, старым компьютером и грудой бумаг. Еще там стоит рюкзак Уиллема, но его самого нет. Я возвращаюсь в коридор и слышу женский голос, она ругается на французском, как строчит из пулемета, Уиллем же отвечает очень вяло.

– Уиллем? – кричу я. – Эй!

Он что-то говорит, но я не понимаю.

– Что?

Он снова что-то произносит, но я не могу расслышать, так что, приоткрыв вторую дверь, я попадаю в небольшую кладовую, забитую коробками, и вижу, что Уиллем стоит рядом с девушкой – этой Селин, – и даже в полутьме ясно, что она такая красавица, какую я из себя никогда даже не смогу изобразить. Она что-то хрипло говорит Уиллему, стягивая с него майку. Он, естественно, смеется.

Я резко захлопываю дверь и иду вверх по лестнице, спотыкаясь о собственный чемодан.

Потом я слышу грохот.

– Лулу, открой дверь, ее заело.

Я разворачиваюсь. Мой чемодан встал прямо под дверную ручку. Пнув его ногой, я снова лечу к лестнице, но тут дверь распахивается.

– Что ты делаешь? – спрашивает Уиллем.

– Ухожу, – не то чтобы мы с ним что-то значили друг для друга, но тем не менее – он что, оставил меня там, наверху, чтобы самому сходить вниз и перепихнуться с ней наскоро?

– Вернись.

Я о француженках наслышана. И довольно много видела французских фильмов. Многие из них только и думают о сексе, некоторые даже извращенки. Я хочу быть Лулу, но не настолько.

– Лулу! – Голос Уиллема очень напорист. – Селин согласилась присмотреть за твоими чемоданами, только если я переоденусь, – объясняет он. – Она говорит, что я как озабоченный старикашка, который только что из секс-шопа. – Он показывает на свои штаны.

До меня не сразу доходит, на что она намекала, но, поняв, я заливаюсь краской.

Селин говорит ему что-то по-французски, и он смеется. Ну ладно, может, все было не так, как я вообразила. Но все равно вполне очевидно, что за чем-то я их застала.

Уиллем снова поворачивается ко мне:

– Я сказал, что сменю джинсы, а майки у меня все грязные, так что она предложила найти мне новую.

Селин продолжает визгливо болтать что-то на своем языке, как будто меня вообще не существует.

Наконец она находит то, что искала, – серо-лиловую футболку с огромными красными буквами SOS на груди. Взяв ее, Уиллем раздевается. Сказав что-то еще, Селин начинает пытаться расстегнуть на нем ремень. Он, как будто сдаваясь, поднимает руки, но пуговицы расстегивает сам. Джинсы падают на пол, и длинноногий Уиллем остается в одних обтягивающих трусах-шортах.

– Excusez-moi ^[5], – говорит он и проскальзывает мимо меня, коснувшись моей руки своим голым торсом. Тут темно, но я почти уверена, что Селин заметила, как я покраснела, и отметила это отдельным пунктом против меня. Через несколько секунд Уиллем возвращается с рюкзаком. Он отыскивает в нем пару помятых джинсов, но без пятен. Я изо всех сил стараюсь не смотреть на него, пока он натягивает штаны и вставляет в петельки поношенный ремень из коричневой кожи. Потом он надевает и майку. Селин бросает на меня взгляд, и я отвожу глаза, словно она меня застала за чем-то таким. Хотя так и есть. Смотреть, как он одевается, кажется мне еще более запретным, чем смотреть, как он раздевался.

– D’accord? ^[6] – обращается Уиллем к Селин. Она оценивающе смотрит на него, уперев руки в бедра.

– Mieux ^[7], – отвечает она как кошка. Мяу.

– Лулу? – спрашивает он меня.

– Хорошо.

Наконец Селин признает мое присутствие. Она что-то говорит, широко жестикулируя, потом останавливается.

Увидев, что я не отвечаю, Селин вскидывает бровь, изогнув ее дугой, вторая же совершенно неподвижна. Я видела такие же лица у женщин во Флоренции и Праге. Наверное, этому учат в европейских школах.

– Она спрашивает, слышала ли ты когда-нибудь «Су у су», – поясняет Уиллем, показывая на буквы SOS на майке. – Это известная панк-рэп группа с мощными текстами на тему справедливости.

Я качаю головой, чувствуя себя вдвойне неудачницей из-за того, что не слышала эту крутую французскую группу справедливых анархистов или как их там.

– Извини, я не понимаю по-французски.

Селин с презрением смотрит на меня. Очередная тупая американка, которой лень учить чужой язык.

– Я немного знаю китайский, – с надеждой добавляю я, но это не производит впечатления.

Селин снисходит до английского.

– А как же имя. Лулу, оно французское, non ^[8]?