Возраст любви - Даниэла Стил Страница 12

И в конце года она пребывала все в том же состоянии, и сестры по‑настоящему заволновались.

— Нужно срочно что‑то делать, — сказала однажды Джен в телефонном разговоре с Луизой, состоявшемся недели через две после Дня благодарения. Сам праздник прошел просто ужасно. За столом Аманда не съела ни кусочка и все время плакала. Даже дети Луизы, которых по случаю праздника привезли в особняк в Бель‑Эйр, смотрели на бабушку с испугом и ни за что не хотели ее целовать, когда настала пора прощания.

— Я больше не могу этого выносить, Лу. Это какой‑то кошмар! — сказала Джен с отчаянием в голосе.

— А может, нам просто оставить ее в покое? — бесстрастным голосом предложила Луиза. — Раз она хочет весь остаток жизни проливать слезы по папочке, почему мы должны ей мешать? Кто мы, в конце концов, такие, чтобы решать, что для нее лучше, а что хуже?

— Мы ее дети, — напомнила Джен сердито. — Лично я не собираюсь спокойно смотреть, как мама медленно убивает себя. Ты сама видела, какой она стала — в гроб краше кладут! Нет, я считаю, что она должна взять себя в руки. Надо ее как‑то уговорить…

— Вот ты и придумывай, как ее уговорить. Меня она все равно не станет слушать. Ты ходила у нее в любимицах, так что к тебе она, может быть, и прислушается. И все равно я считаю, что наша мать имеет право сама решать, как ей жить, так что на твоем месте я не стала бы подмешивать ей таблетки в томатный сок. Так ты ничего не добьешься.

— Послушай, Лу, разве ты не видишь, мама уже стоит одной ногой в могиле! — возмутилась Джен. — Неужели тебе все равно, что с ней будет? Это же очевидно — она сдалась, сломалась. Да, мама жива, но у меня такое ощущение, что она умерла вместе с папой.

— Лучше бы она умерла вместе с папой, — зло бросила Луиза и надолго замолчала. — Я не знаю, что тебе сказать, Джен, — выдавила она наконец. — В конце концов, наша мать взрослая женщина, а я не психиатр. И, откровенно говоря, меня начинает мутить, когда я вижу, как она жалеет себя. Ведь она плачет не по отцу, а по своей загубленной жизни. Мне не хочется ни видеть, ни слышать ее, пока она такая, а другой она, наверное, уже не может быть. Ей нравится та роль — жалкая роль, надо сказать, — которую она сейчас играет. Неужели ты сама не видишь, что наша мать считает себя виноватой в том, что отец умер, а она — нет. И она наслаждается этим! По‑моему, это просто омерзительно, но мешать ей я не собираюсь. Быть может, она по‑своему счастлива.

— И все равно я не допущу, чтобы мама свела себя в могилу, — упрямо повторила Джен.

— Ты все равно не сможешь заставить ее снова повернуться лицом к жизни, потому что жизнь — это удовольствие, которое ей больше не с кем разделить. Она должна сама захотеть этого, но вряд ли это случится. Пойми это наконец! Впервые за последние двадцать пять лет наша мать получила возможность самой выбирать тот образ жизни, который ей больше по вкусу. Разве это само по себе не счастье? Ну что делать, если рядом с ней больше нет Мэтта, который все решал за нее и указывал, что делать, а что — нет.

— Ты говоришь так, как будто он был настоящим чудовищем, — заметила Джен, которой больно резануло слух, когда Луиза назвала отца по имени.

— Он и был им. По крайней мере в отношении матери и меня, — отрезала Луиза.

И, как всегда, сестры так и не смогли ни до чего договориться. Слава богу, в этот раз они сумели не поссориться, и Джен, повесив трубку, подумала, что в словах Луизы был свой резон. И все‑таки она не могла смириться с тем, что никакой надежды нет. Больше того, Джен была совершенно уверена, что сумела бы что‑нибудь придумать, если бы собственные проблемы не отнимали у нее столько сил.

Примерно за две недели до Рождества Джен и Пол получили от Джека приглашение на праздничную вечеринку.

«У Джулии». Джен совсем не хотелось идти, тем более что их с Полом отношения оставались довольно напряженными. Он упорно отказывался идти к врачу и даже дважды порвал прилежно вычерченный ею график «перспективных» дней. Кроме того, Джен была слишком обеспокоена состоянием матери, однако Пол заявил, что, если они не придут, Джек ужасно обидится.

— Почему бы тебе не поехать туда одному? — спросила Джен утром того дня, на который была назначена вечеринка. Она была совсем не в том настроении, чтобы развлекаться, к тому же ей немного нездоровилось. — Я обещала маме, что заеду к ней во второй половине дня, — добавила она на всякий случай. — Неизвестно, сколько мне придется там пробыть — мама чувствует себя все хуже и хуже, и я не могу просто так бросить ее и отправиться развлекаться.

Аманда действительно все ощутимее сползала в какую‑то бездонную яму. Физически она была вполне здорова — только похудела еще больше, однако ее духовный мир предельно сузился. Из всех эмоций и чувств Аманда способна была испытывать одну лишь скорбь — глубокую и безысходную. Смотреть на нее Джен было мучительно больно, но как это изменить, она так и не придумала.

— Почему бы нам не взять Аманду с собой? — небрежным тоном предложил Пол, и Джен посмотрела на него с крайним раздражением.

— Ты что — никогда не слушаешь, что я тебе говорю? — спросила она. — Я уже целый год твержу, что мама никуда не выходит, что она подавлена, расстроена, что она похудела как… как… Как я не знаю кто! Целыми днями она сидит в гостиной или в кабинете и ждет смерти, а ты предлагаешь вытащить ее на вечеринку! Да еще на такую, какие бывают у твоего отца. Мама и раньше не танцевала, а теперь и подавно. Ты просто спятил, Пол!

— Но, может быть, именно это ей и надо, — огрызнулся Пол, торопливо собирая в папку бумаги, — он как раз собирался на работу. — По крайней мере спросить‑то у нее ты можешь? Или нет?

Джен захотелось швырнуть в него чем‑нибудь тяжелым. Он не понимал — не хотел понимать, — насколько серьезным было состояние Аманды.

— Ты не знаешь мою маму, Пол!

— Просто спроси ее, Джен, а уж там пусть она сама решает.

— Скорее она разденется догола и пробежит из конца в конец по улицам Бель‑Эйр, чем пойдет на эту вечеринку.

— Это, по крайней мере, доставит удовольствие соседям, — хмыкнул Пол.

Несмотря на угнетенное состояние и пугающую худобу, Аманда Кингстон все еще оставалась очень привлекательной женщиной. Пол даже хотел попытать счастья и пригласить ее сыграть заглавную роль в своем следующем фильме, но боялся, что тогда Джен вовсе смешает его с грязью. Пол заранее представлял, как она округлит глаза, наберет в грудь воздуха и пойдет, и пойдет…

— Хотя бы передай ей, что мой отец был бы очень рад, если бы она пришла. Появление твоей матери придаст его салону респектабельности, — сказал он, целуя Джен на прощание.

Но Джен не ответила на его поцелуй. Она злилась на Пола за то, что он упорно не хотел показаться врачу и проконсультироваться с ним насчет причины, почему их брак, столь благополучный во всех отношениях, оставался бесплодным. Мысль о том, что у них, возможно, никогда не будет детей, приходила к Джен все чаще и чаще, хотя она изо всех сил сопротивлялась ей. Как и Аманда, Джен бóльшую часть времени пребывала в подавленном настроении — просто ей удавалось не показывать этого. На самом же деле временами ей бывало очень плохо — так плохо, что она впадала в самое настоящее отчаяние.