Сумерки волков - Ольга Погодина-Кузмина Страница 12

— Зачем? — спросил Игорь.

— Потому что это модно и гигиенично. В вашем возрасте пора это знать.

Он уставился Игорю в лицо — дерзко, как ему, наверное, казалось.

— Так и чё, какие планы? — Юра щелкнул в воздухе пальцами. — В клубешник рвем?

— Можно хавчика взять, я оплачиваю, — предложила хозяйка вечера. — Ну так, чтобы рационально. А потом можно и в клубок.

Снова подозвали официанта, заказали суши и пиццу. Юра повернулся к Игорю.

— Ну чё там Измайлов? Слышно, в большую политику нацелился? Пилить потоки?

— Его все равно не оставят в покое, — неожиданно заявил Леша.

Китти и Вика насмешливо переглянулись.

— Чего-о?

Парнишка нервно постукивал кулаком по острой коленке.

— Его прессуют органы, я знаю, что говорю! Люди приезжали из спецслужб, в пять утра, как при Сталине. У меня прадедушку так репрессировали. Мы с ним спали, звонок в дверь, а там офицеры по форме и с оружием.

— Ты спал со своим прадедушкой? — хохотнула Катя, и ее поддержал недружный смех.

— Это, может, ты спишь с дедушками, — Леша ощетинился костяшками пальцев, угловатыми плечами, колючим взглядом из-под челки. — А я спал с Измайловым.

— Ты странное время нашел об этом вспоминать. Здесь, между прочим, Игорь.

Игорь хотел возразить, что не нуждается в защитниках, но беременная Наташа, которая давно поглядывала на Лешу неприязненно и хмуро, опередила его:

— Лично мне не интересно слушать, кто тут спал с Измайловым, а кто еще нет. У него, между прочим, есть жена, и он может к ней в любой момент вернуться. И, кстати, правильно сделает. В Библии все написано.

Теперь Игорь вспомнил Наташу. Она работала в агентстве совсем недолго, забеременела и вышла замуж за толстяка из компании Максима Измайлова. Ее новая семья владела сетью супермаркетов, и, наверное, для провинциальной девушки важно было знать, что ее принадлежность к обеспеченному классу теперь подкрепляет не только человеческий, но и высший закон.

— Да при чем тут жена, он с ней давно не живет! — возмутилась Китти.

Наташа пару секунд разглядывала свои ногти, затем медленно подняла на Катю глаза:

— Знаешь, я даже не хочу разговаривать с людьми, которые защищают содомский грех.

— Ты никак гомофобка? — Юра хохотнул на весь зал, заставляя обернуться и толстеньких девушек, и обедающих офисных менеджеров.

— Да, я не люблю геев, — во взгляде Наташи застыло ледяное упрямство. — Даже с точки зрения государства это ущербные люди. Они не участвуют в воспроизводстве других граждан. Значит, когда геи выйдут на пенсию, мои дети должны отдавать часть своего дохода на их содержание. Я считаю, это несправедливо.

— А тебе не приходило в голову, что геи прямо сейчас отдают часть своего дохода, чтобы ты рожала и сидела дома в декретном отпуске? Они же вносят налоги, — возразила Китти.

— Я не против геев, — вмешалась Вика. — Но мне не нравится идея гей-браков и венчания геев в церкви. Пусть у себя дома делают что хотят, но зачем им обязательно фата и свадьба?

— Гей-брак — это просто юридический статус! — возвысила голос Китти. — Вот, например, Игорь живет с Измайловым. Разве справедливо, что после его смерти все получит жена?

— И сын, — усмехнулся Юра.

— Конечно, они сначала требуют экономических прав, потом им надо венчаться в церкви, а потом выясняется, что геям надо отдавать на воспитание детей! — глаза Наташи вспыхнули фиалковым светом.

— Ну и что, пусть воспитывают! — упрямилась Китти. — У геев бывают вполне нормальные дети. Между прочим, Макс Измайлов — убежденный натурал!

Наташу захватила тема, она уже почти кричала:

— Ты что, не видела этот гей-парад? Это же страшно! А дети, они же впитывают информацию как губка!

Игорь вспомнил Марьяну, сердце которой, наверное, было вооружено тем же справедливым гневом. Сам он слышал эти рассуждения сотни раз и не чувствовал себя задетым, но было неприятно осознавать то, что Наташа высказывает мнение большинства. Так рассуждали большинство мужчин и женщин, сидящих в этом кафе, идущих по улице, едущих в метро.

Китти и Вика смотрели на Наташу, слегка опешив от ее горячности. Алекс все это время пристально изучал свой телефон, но его нога в несоразмерно большом тяжелом ботинке быстро покачивалась. Не отрывая глаз от экрана, он заговорил своим резким, скрипучим голосом:

— Только двадцать процентов выпускников детских домов доживает до двадцати пяти лет. Четырнадцать тысяч женщин ежегодно погибают от домашнего насилия. В каждой четвертой семье избивают детей. Конечно, во всем виноваты однополые браки!

— Почему-то геи всегда хотят из этой темы сделать цирк, — Наташа оскалилась белоснежными зубками. — Но лично для меня это очень серьезно! Для меня это грех по своим религиозным взглядам и я не дам уродовать своих детей!

Алекс схватился за коленку, удерживая дрожащую ногу:

— Пользуясь случаем, хочу обратиться к людям, которые предъявляют мне свои тупые предъявы: отсосите!

— Сам соси! Сейчас придет мой муж, он тебе наглядно все покажет!

— Мне многое стало понятно, узнав, что ваш муж такой специалист в оральном сексе!

Наташа некрасиво раскраснелась, выпятила подбородок, на лебединой шее вспухли жилы.

— Просто не надо меня убеждать, что извращение — это норма!

— Я вижу, для вас тупость — это норма!

«Интересно, как бы ты спорил на заброшенном пустыре с тремя уголовниками?» — разглядывая тощего парнишку, Игорь чувствовал себя как взрослый среди детей, затеявших кидаться кубиками.

Юра рявкнул:

— Полундра! Слышь, кончайте тему! Как в Законодательном собрании, ей богу. Решаем, чё как заказывать для настроения?

— Только скажи мне конкретно по ценам, — озабоченно нахмурилась Вика.

— Так надо? Дилеру звоню!

— Так звони!

— Надо еще думать, куда мы едем дальше, — обратилась к компании Алевтина.

— Ты же с нами, Игорюша? — Китти ласково прильнула к Игорю, положила голову ему на плечо. — Мы тебя не отпустим.

— А пидоры пусть горят в аду! — подытожил спор задиристый Алекс, почему-то решив, что может праздновать победу.

Наташа молчала, но взгляд ее, обращенный к Леше, выражал напряжение всех чувств, а возле губ появилась упрямая складка. Казалось, внутри хрупкой молодой женщины притаился кто-то сильный и хищный, неизменно требующий, чтобы последнее слово оставалось за ним.

Отвлек ее коренастый парень в лайковой куртке и красных мокасинах, который вошел в зал и остановился у порога. Шкиперская бородка не слишком успешно скрывала его толстые щеки. На лице изображалась почти карикатурная спесь.