Ни за какие сокровища - Вера Фальски Страница 12

Отец пожал плечами.

– Я бы на ксендза особо не рассчитывал, – ответил он и вернулся к приготовлению гренков. Казалось, у него все тело болит от отчаяния. Он чувствовал, что должен выпить.

* * *

Приходской дом в Венжувке был просто ужасным. У того, кто поставил этот обшитый сайдингом дом перед старинным костелом из красного кирпича, похоже, полностью отсутствовал вкус. С дороги теперь было видно не красивый костел среди зарослей старых деревьев, а белую глыбу, примитивный куб с фигурой Девы Марии перед входом. Жители деревни привыкли к этому уродству, и только более утонченные туристы заламывали руки, кляня отсутствие у строителей воображения.

Эва поднялась по ступенькам и вошла в ворота приходского сада. На тропинку свешивались цветущие ветви сирени. От густого аромата зачесалось в носу.

– Восславим Господа! – крикнула она в глубину темных сеней. – Добрый день! Есть кто-нибудь?

– Восславим! – ответил женский голос. Экономка приходского ксендза, пани Цесликова, дородная дама с торчащими из-под чепчика выкрашенными в светло-фиолетовый цвет волосами, выглянула из кухни и включила в коридоре свет. – Слушаю вас. – Она вытерла мокрые руки о фартук.

– Вы не узнаете меня? – Эва подошла ближе.

– А-а, Эва! В темноте я и не узнала… Что ж ты стоишь? Входи, входи, детка! Как вы там? – Экономка схватила ее за руку и потянула в кухню. Там она, не дожидаясь ответа, усадила Эву за стол и поставила перед ней тарелку с пирогом. – Хочешь чаю?

– Нет, спасибо.

Но парующая чашка уже стояла перед ней, а экономка ставила рядом блюдце с вареньем.

– Малина, прошлогодняя, предпоследняя банка.

– Пани Цесликова, ксендз дома?

– Дома. Наверное, сидит у себя. А что?

– Надо у него кое-что спросить.

– Подожди, сейчас его позову. – Женщина направилась к старому телефонному аппарату и набрала на диске единицу. – Отче, спуститесь на минутку? – После минутной тишины она нахмурилась и закатила глаза. – Спуститесь, спуститесь. Да, должны. Потому что должны! Потому что я так сказала. Дам вам пирога, – подсластила экономка конец разговора и положила трубку. – Отъявленный лентяй, – пробормотала пани Цесликова себе под нос и сообщила изумленной Эве: – Уже идет.

Через минуту ксендз появился в дверях кухни.

– Ну, слушаю, что за важное дело? – спросил он, явно недовольный тем, что кто-то морочит ему голову.

– Бог в помощь, это я пришла с вами поговорить. – Эва встала. – Мне нужна помощь.

– Кому сегодня не нужна помощь, особенно в этом приходе? – Ксендз бросил на нее неодобрительный взгляд. – Собственно, с кем имею честь?

– Эва Охник, дочка Дороты, – представилась девушка.

– Той, которую на днях хоронили? Которую шершни покусали?

Ксендз был не самым тактичным человеком в мире. Экономка закатила глаза.

– Да. Той самой.

– Упокой, Господи, ее душу, пусть земля ей будет пухом. – Ксендз сел за стол и налил себе чаю. – Слушаю. В чем дело?

– Отче, вы, наверное, догадываетесь, как… – начала Эва.

– Ты наконец бросила учебу?

Эва раздраженно прикусила губу. «Почему все так хотят, чтобы я вернулась?»

– Нет. Я пришла по другому вопросу. Речь идет о деньгах на лечение Бартека.

Эва рассказала о болезни брата и новых возможностях медицины. Когда она назвала необходимую сумму, Цесликова присвистнула, а ксендз грустно вздохнул.

– Детка, где ты возьмешь такие деньги?

– Не знаю. Я как раз пришла посоветоваться, где их взять. Может, в Каритас?

– В Каритас? Не знаю… Я вообще не имею понятия о таких вещах. Сходи для начала в социальную помощь, может, там что-то подскажут. – Ксендз покачал головой, ясно показывая, что здесь Эва совета не получит. Однако девушка смотрела на него так, что ксендз почувствовал себя не в своей тарелке. – Единственное, что я могу сделать… В Ольштыне в фонде работает мой знакомый монах. Знаю, что они помогали девочке с онкологией, но на твоем месте я бы не рассчитывал на многое. – Он оторвал уголок газеты и переписал для Эвы номер телефона из своего мобильного. – Вот, позвони и спроси, что делать. Я буду за вас молиться. – Он взял кусок пирога и, не попрощавшись, вышел из-за стола.

Цесликова сердито посмотрела ему вслед.

– Я ему столько соли в суп насыплю, что надолго запомнит! К старости совсем из ума выжил.

Девушка взяла клочок с номером и спрятала в карман.

– Ничего страшного, пани Цесликова, видимо, у меня нет другого выхода, кроме как ехать в Ольштын и искать помощь своими силами. Пожалуйста, расскажите в деревне, что мы собираем деньги для Бартека, и если кто-то захочет помочь, то пусть обращается ко мне.

– Непременно расскажу. – Она поправила на голове чепчик и прижала Эву к груди. – Не волнуйся, ты наверняка что-нибудь придумаешь.

* * *

«Что-нибудь придумаешь, что-нибудь придумаешь…» Через несколько часов Эва все еще мысленно повторяла эту мантру, ежеминутно подтягивая сползающие брюки. За последние дни девушка так похудела, что одежда с нее просто сваливалась. После смерти мамы она почти не могла есть. Черты ее лица заострились, а и без того худощавые щиколотки напоминали бабки жеребенка. Бартек шел рядом, вяло переставляя ноги. Немного неловкий, немного сонный. Он крепко держал Эву за руку, как будто от этого зависел успех их миссии: они шли в магазин за макаронами, так как все домашние запасы закончились.

На автобусной остановке перед костелом сидела группа гимназистов, вероятно, одноклассников Мани – Эва припомнила некоторые лица. Бартек, видимо, тоже их узнал, доверчиво улыбнулся и даже, помахав рукой, невнятно крикнул: «Привет, Патлык!» Но в ответ раздались глупые смешки и передразнивающие оклики: «Шесть, сасрык!» Эва потянула брата за руку и сказала:

– Пойдем, я куплю тебе мороженое.

Бартек, видимо, не сумев правильно оценить ситуацию, улыбаясь, пошел дальше, обрадованный обещанием мороженого, которое обожал. Сидящие на остановке парни встали и принялись передразнивать его неуклюжую походку. Эва обернулась и сердито погрозила им кулаком. Ответом ей стал лес выставленных средних пальцев.

– Придурки! – выругалась девушка себе под нос.

* * *

Возле прилавка стояла большая очередь – магазин был центральной точкой деревни. Здесь можно было купить все: от курицы на бульон, стирального порошка, болтов и ведер до китайских кукол и кубиков. Но в первую очередь в магазине у Пищиковой узнавали, что делается в мире. И не из газет, которых практически не было в ассортименте, если не считать кроссвордов, которые всегда покупал ксендз. У Пищиковой о мире велись дискуссии. О далеком, известном из телевизора, и ближнем, лежавшим за дверью магазина. Тут знали обо всем: кто, с кем и почему; у кого родился теленок, а у кого сдох кот; какой урожай с гектара был у Сташека, а какой – у Мариана; зачем Ядзька ездила в город и почему Пильхер уже не выходит из дому. Продавщица была лучшим ящиком для корреспонденции и столбом объявлений в одном лице. «Соседка, а вы знаете, что…» – обычно начинала она, упаковывая колбасу в бумагу или забираясь на стремянку, чтобы достать средство для полоскания белья, а затем пересказывала все, о чем недавно узнала. И так новости передавались из дома в дом уже многие годы.