Пропавшая Рысь - Ксения Алексу Страница 12

Мокорито, Мексика

– Как сегодня Ваш рот? – доктор Герберт Венсан аккуратно убрал повязки с носа Уолтера, с улыбкой отмечая быстрое заживление.

– Отек уже прошел, – щеки и подбородок Уолтера уже не выглядели воспаленными, импланты в них смотрелись вполне естественно. Оставался лишь небольшой дискомфорт во время еды, и то только тогда, когда пища оказывалась слишком твердой. Поначалу было трудно даже говорить. А носовые ходы были так раздражены, их стенки так опухли после ринопластики, что даже дышать было трудно.

Уолтер молча указал в сторону столика у двери, там стояло увеличивающее зеркало. Доктор услужливо поднес его Оуэнсу, чтобы тот взглянул на нового себя.

– Что скажете?

– Сойдет, – проговорил он, довольный увиденным. – Не важно, как я выгляжу.

Припухлость под глазами почти исчезла. Уолтер никак не мог привыкнуть к разительным переменам в своей внешности. Вместо привычного скошенного подбородка он теперь видел вполне солидную, даже тяжеловатую челюсть, а высокие скулы теперь казались куда шире, что делало его ближе к идеальному образу, к собственным представлениям о выразительном мужском лице.

Конечно, Уолтер надеялся, что врачу удастся что-нибудь сделать со шрамом. Впрочем, дермабразия дала некоторые результаты: кожа выглядела гораздо ровнее.

Операция длилась два часа. Рассечения, сделанные для установки имплантов, не были заметны: для импланта, который увеличивал подбородок, потребовалось сделать разрез в нижней губе, а два других импланта, для щек, были вставлены через верхнюю губу. Языком Уолтер еще чувствовал швы, но они уже начали рассасываться, как и те, которые доктор наложил, когда расширял носовые ходы и корректировал форму ноздрей.

Результат оказался куда лучше, чем ожидал Уолтер. Когда его высадили у неприметной клиники, он приготовился к худшему. Но выбора не было – повсюду висели его изображения. Нужно было сильно изменить внешность, и как можно скорее, а прием врача в обычной больнице, тем более, консультация именитого пластического хирурга, была сопряжена со значительным риском. Уолтер мысленно благодарил того человека, который доставлял ему незаменимых «доноров». У того оказалось достаточно связей в преступном мире Мексики, чтобы быстро найти выход на хирурга, который мог сделать все необходимое тихо и не задавая лишних вопросов.

К удивлению Уолтера, врач оказался американцем и вдобавок мастером своего дела. Доктор Венсан был очень ценным специалистом – он создавал новые лица для криминальных авторитетов в бегах. Человек, который привез Оуэнса в клинику, сказал, что какое-то время Венсан практиковал то же самое в Штатах, пока у него не изъяли лицензию за фальсификацию медицинских свидетельств.

Уолтер проникся уважением к доктору. В отличие от врачей, которых Уолтер помнил с детства, Герберт Венсан не был нелюдимым и отстраненным. Доктор, казалось, искренне заботился о благополучии Оуэнса и даже предложил ему остаться в течение периода заживления в отдельной комнате в пристройке клиники, чтобы не рисковать лишний раз, регистрируясь в гостинице.

– Вот, через пару дней можно будет выписываться, – Венсан снова улыбнулся. Уолтер запустил ком грязной марли в мусорное ведро.

– Со всем остальным – тоже порядок? Не нужно ли еще обезболивающего?

– Спасибо.

– Скажу Бетти, чтобы принесла вместе с обедом, – Венсан поднялся со стула. – Я приду через минуту, только принесу новое фото для паспорта.

Как Венсан и обещал, вскоре явилась его супруга, медсестра Бетти, и принесла поднос с буррито.

Помимо того человека, который отвез его к доктору, и четы Венсанов, Оуэнса никто не видел. Бетти редко заговаривала с ним и никогда не смотрела в глаза, когда приходила к нему в палату. Уолтер не мог понять, чем вызвано такое поведение: банальной робостью или тем, что Бетти узнала его по фотороботу ФБР. «Теперь это вопрос всего нескольких часов», – говорил он себе. – «Когда я уеду отсюда, узнать меня будет невозможно. Я сяду в самолет, и никто, никто не достанет меня».

* * *

Колорадо

Рысь ждала Атэра. Он должен был принести ей необходимое для задания оборудование. Она стояла у окна в кабинете Дэвида и смотрела на территорию комплекса. Осень вступила в свои права – и просторные открытые площадки между краснокирпичными корпусами были усеяны яркими осиновыми листьями.

Было обеденное время – на улице никого, не считая патрульных, будущих выпускников, обходивших территорию через неравные промежутки времени.

Движение привлекло внимание Рыси к жилому корпусу, где размещались курсанты помладше и где когда-то жила она, только-только поступившая из белфастского приюта. В углу площадки одиноко раскачивались качели. Рысь, точно под гипнозом, погрузилась в воспоминания, не в силах оторваться от мерного покачивания тонкой перекладины на цепочках. Тогда она была просто Кэссиди, еще не Рысь.

Она так любила скрипку, что после отбоя, когда отключали свет, она частенько сбегала из спальни в музыкальную аудиторию, которая находилась прямо за ее жилым корпусом. Акустика была великолепная, как и звукоизоляция, позволявшая Кэссиди часами играть, стоя посреди внушительной сцены, воображая, что зал полон ликующих слушателей.

Однажды, когда ей было одиннадцать, она встала ночью, чтобы продолжить тайно практиковаться, и увидела, как темные фигуры направлялись через всю территорию к корпусу, который называли «запретная зона». Кэссиди не разрешалось там появляться, но это место всегда вызывало ее интерес, ведь она видела, как ребята постарше и взрослые, которых она не знала, входили в здание в разное время суток. Она задавала вопросы учителям, но в ответ слышала, что это что-то вроде еще одного курса обучения, высшего, на который она непременно попадет. Такое объяснение совершенно не устраивало Кэссиди, и той ночью ее врожденное любопытство взяло верх. Короткими перебежками она пробралась к зданию по самым темным местам, памятуя о камерах и постовых, и пролезла внутрь через боковое окно. Она подозревала, что внутри тоже установлены камеры, и приняла все меры предосторожности, чтобы не быть замеченной.