Подари мне волшебство - Кара Колтер Страница 12

Внезапно в его памяти всплыл образ отца, лежащего посреди прогибающегося кухонного пола их трейлера, пустая бутылка рядом с ним, дверца кухонного шкафчика, снятая с петель, и выбитое окно.

Эта комната, в которой когда-то собиралась вся семья за обеденным столом, в которой некогда миссис Меррифилд доставала из духовки свежее печенье и рождественскую индейку, была тайной болью и тоской Сэма. Он хотел быть нормальным! Хотел быть частью этого союза, который называется семьей. Хотел иметь безопасное пристанище, где его всегда примут, согреют и поддержат, несмотря ни на что.

Он чувствовал щемящую тоску, которую считал признаком слабости. Ему казалось, он давно изгнал это чувство из своего сердца. Однажды это толкнуло его на неверную дорожку, к браку, в котором он позволил самому опасному чувству – надежде – взять над собой верх.

Он допустил нечто, что презирал в самом себе больше всего на свете. Сэм Чисхолм потерпел поражение. И он не просто потерпел поражение, он с треском провалился! А после этого он смирился с тем фактом, что у него никогда не будет того, что есть у других, и он запретил себе поддаваться минутным слабостям и непрошеной тоске по несбыточному.

Он был рад, что сделал первые шаги к покупке трейлера, который послужит ему постоянным напоминанием об этом. Потому что места, подобные этой кухне, наполняли его сердце такой тоской, которую он не ощущал все эти годы. Он чувствовал себя причастным к этому месту, как если бы он мог попробовать печенье, приготовленное в этой духовке, или услышать приветствия проходящих мимо этих дверей людей.

Внезапно Сэм почувствовал, что больше всего на свете ему хочется отсюда сбежать.

Возвращение в Смит не было такой уж необходимостью для Сэма, и он не был полностью уверен в причинах, побудивших его приехать сюда. Он не должен был возвращаться сюда сегодня, только не после вчерашней ночи! Ему не стоило быть столь самоуверенным в собственных силах. Юрист легко справится с этой сделкой.

Сэм поспешно попятился в сторону двери, чтобы не поворачиваться к кухне спиной, как будто она своим теплом и уютом может заманить его в смертельную ловушку. Он уже почти дотянулся до бронзовой дверной ручки, чтобы снова вернуться в свой мир – мир успеха и достижений, восхищения и уважения, где никто по-настоящему не знал его. И тогда он увидел вывеску на двери ангара: «Рождественские мастер-классы».

Сэм сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Неужели он всерьез раздумывал над тем, чтобы сбежать? Да он в жизни никогда ни от чего не убегал, даже когда у него были на то весомые причины!

«Откуда у тебя эта куртка?»

Он наконец скопил достаточно денег, чтобы купить кожаную куртку, абсолютно новую. Рождественский подарок самому себе, скорее всего, единственный, который он получит.

От этого воспоминания вдоль позвоночника Сэма прошла дрожь, но он гордо расправил плечи, как и тогда. Он столкнулся с чувствами, которые давно похоронил, но он не собирался от них бежать. Пришло время изгнать эти воспоминания из своего сердца и избавиться от них раз и навсегда.

Что может быть лучше, чем поставить окончательную точку именно в том месте, где все и началось много лет назад.

Сэм не мог не отметить, что ферма при дневном свете уже не выглядела таким сказочным местом, каким казалась вчера ночью. Дом срочно нуждался в покраске. Доски ангара были серыми и прогнившими; Сэм не был уверен, что конструкция сможет выдержать вес крыши. Да и заборы упали.

Вздохнув, он открыл багажник своей машины, вытащил большой брикет соли для пони и поставил его в загон Молли.

Приблизившись к ангару, он разглядел, что здесь дела обстоят значительно лучше, чем в остальной части фермы. Несколько одиноких елок стояли возле стойки сбоку здания, и один венок висел на входной двери. Все выглядело так, словно оставалось нетронутым с прошлого Рождества. Снег на тропинке, ведущей к посадкам деревьев, которые покупатели могут выбрать и срубить самостоятельно, был нетронутым. На стоянке для покупателей не было ни одного автомобиля.

Сэм вздохнул с облегчением.

Его стремления, как и эта ферма, не выдержали безжалостного дневного света.