Найти тебя - Санта Монтефиоре Страница 12

Шум голосов становился все громче, пока она шла по коридору. Подходя к лестнице, она наткнулась на Пучи и почувствовала легкий аромат туберозы. Это означало только одно — ее мать тоже готовилась к выходу. Она, вероятно, поджидала Селестрию и, увидев свою нарядную дочь, просияла от удовольствия.

— Дорогая, ты великолепно выглядишь! — воскликнула она, бросив восхищенный взгляд на ее платье. В своей дочери она увидела красавицу, которой сама когда-то была и точную копию которой каждый мог сейчас лицезреть. — Ты всех их сразишь наповал, Селестрия.

— Ты тоже прекрасно выглядишь, — искренне заметила Селестрия.

Хотя слово «прекрасно» было, конечно же, не совсем точным. Для своих сорока восьми лет Памела Бэнкрофт Монтегю была поразительно красива. Ее белокурые волосы были собраны назад в блестящий шиньон, открывая овал лица, с годами ставшего более полным, и холодные глаза цвета морской волны, аккуратно подчеркнутые черными как смоль ресницами. Бриллиантовые серьги свисали с мочек ее ушей, и бриллианты же красовались на шее, которая все еще выглядела упругой. Огромная брошь с бриллиантами блистала на ее груди. Она прекрасно сознавала, что в ее возрасте не следует быть худой, — это старит женщину. Между ее губ цвета сока черной смородины ослепительно сверкали белоснежные зубы. Она куталась в норковый палантин, выгодно оттенявший ее темно-зеленое платье. Вообще насыщенные оттенки очень шли к цвету ее кожи — казалось, что этот контраст создает эффект некого сияния. На ней были черные перчатки, доходящие до локтей, а в руках — черная сумочка с бриллиантовой застежкой в форме цветка, где лежали ее помада от «Элизабет Арден», пудреница в золотой оправе и маленький флакончик духов. Памела знала, как преподнести себя в наиболее выгодном свете, и этот дар она передала дочери.

Держа Селестрию за руку, она с гордостью улыбалась. Ведь дочь была ее продолжением, живым напоминанием каждому о великолепии ее собственной молодости.

Они вошли в гостиную почти одновременно. С появлением женщин в ослепительных бриллиантах и нежных шелках в комнате неожиданно воцарилась полнейшая тишина. Все члены семейства как один развернулись, замолчав на полуслове и изумленно раскрыв рот. Лишь Баунси продолжал что-то щебетать, таская Пурди за хвост и таким образом пытаясь вовлечь его в игру. Наконец уверенной походкой в зал вошел Монти.

— Какие эффектные девушки! — весело воскликнул он. — Неужели я являюсь их счастливым обладателем?

Он взял руки Селестрии в свои и, склонившись, поцеловал их. Потом он нежно обвил талию жены и запечатлел поцелуй на ее щеке. Он казался очень красивым: на шее сиял белый галстук, рыжеватые волосы были убраны назад со лба, а кожа приятно отливала смуглым загаром, приобретенным на морском берегу под полуденными солнечными лучами. Он весь светился от гордости, когда вел жену и дочь по комнате. Эти две женщины, безусловно, отличались от остальных и были похожи на двух прекраснейших лебедей.

На Джулии было бледно-бирюзовое платье. Она казалась спокойной и грациозной. Ее журчащий смех выделялся в общем потоке болтовни возбужденных родственников, однако на самом деле она очень нервничала. Селестрия поняла это, заметив, как судорожно тетушка затягивается. Сейчас она почему-то вспомнила разговор, невольной свидетельницей которого стала, и подумала, а почему бы Арчи в его затруднительном положении хотя бы чуточку не призадуматься о том, насколько это расточительно — устраивать такие увеселительные мероприятия. Он стоял поодаль, разговаривая с Гарри и своими старшими сыновьями, поглаживая усы и весело вспоминая их недавние походы на крыс. Было видно, что он обожает своих мальчишек, так как нашел минутку, чтобы с удовольствием выслушать сыновей, терпеливо задавая наводящие вопросы и искренне посмеиваясь над их историями. Он потрепал по голове Уилфрида, взъерошил волосы Сэма, и мальчики с обожанием, не отрываясь, смотрели на отца. Селестрии вдруг стало интересно узнать, а в курсе ли дядя Арчи, кто оплатил вечеринку, или Джулия, как и обещала, сохранила все в тайне. Ее внимание привлек маленький кузен. Баунси сейчас сидел на коленке Монти, изображая катание на лошади, а тот подбрасывал его то вверх, то вниз, как будто преодолевая воображаемые препятствия.

— Еще! — требовал малыш после очередного «забега», и Монти должен был продолжать, не показывая, однако, и виду, что он устал или ему просто неинтересно это занятие.

Селестрия была уверена, что она последняя пришла на вечеринку, но вдруг в комнате снова воцарилась тишина. Селестрия наклонилась вперед и вытянула шею, чтобы посмотреть, кто же там явился, и увидела Элизабет Монтегю, которая, стоя в дверях, своими раздутыми ноздрями, казалось, пыталась высосать весь воздух из комнаты.

— Да это злая волшебница, — еле слышно произнесла Селестрия на ухо матери, увидев крепкую темную фигуру своей бабушки, как будто вросшей в проем между двойными дверями.

Памела так же тихо пошептала:

— Я бы сравнила твою бабушку с гиеной, с точки зрения теории об иерархии в животном мире. Как тебе это?

— Но ведь она дала жизнь льву, — возразила Селестрия.

— Только одному льву, и в этом заслуга прежде всего твоего дедушки, который тоже был львом, — отчеканивая каждое слово, ответила Памела. — В этой семье есть только один лев, и он женат на мне. Арчи — барсук, а что касается Пенелопы, то она кабаниха.

— Мама, ну нельзя же быть такой жестокой!

— Ничего не поделаешь, дорогая, в животном мире царят суровые законы. Собака поедает подобное себе существо, а гиена питается остатками пищи, не доеденной другими представителями фауны.

Элизабет Монтегю вошла в комнату в сопровождении своего кузена Хэмфри Хорнби-Хьюма, который перекатывался, как бочонок. Его щеки были свекольного цвета, а выпученные глаза напоминали два недоваренных яйца. На лице Элизабет было обычное хмурое выражение, годы недовольства вытравили любое воспоминание о радости. Казалось, мышцы ее лица уже просто не помнили, что такое улыбка, а она была слишком стара, чтобы переучиваться. Элизабет всегда носила черные одежды по вечерам, утверждая, что это самый приличный цвет для женщины, которая одной ногой уже стоит в могиле. Она ходила с палочкой, так как артрит вызывал сильные боли в ее правом бедре. А еще старуха постоянно курила, как бы напоминая всем, что сигареты и еда остались для нее единственными доступными удовольствиями, — не считая, конечно, Монти, которого она боготворила, испытывая к нему неистовую и собственническую любовь, и Баунси, ее внука, который, как она утверждала, был точной копией ее драгоценного брата, погибшего в Первую мировую войну. Элизабет обожала мужчин. Возможно, потому, что она была не в силах противостоять той зависти, которую испытывала по отношению к более молодым и хорошеньким женщинам. Было невозможно представить, что эта дородная женщина с широкими, деформированными артритом бедрами и полными лодыжками когда-то была красавицей и ужасной кокеткой.

Когда они вошли в комнату, Монти, исполненный сыновнего долга, зашагал ей навстречу и поцеловал ее грубые руки. Его примеру торопливо последовал и Арчи, виновник торжества. Едва завидев Монти, своего любимчика, пожилая женщина чуть заметно улыбнулась, и выражение ее лица стало радостным. Арчи отодвинулся, так как давно уже привык находиться в тени своего более харизматичного брата. Джулия, как всегда, заметила это, и ее сердце дрогнуло от жалости.