Возьми меня, моя любовь - Грация Верасани Страница 12

— Мой первый трах за деньги я не помню, я была слишком занята. Помню только, что растянулась где-то неподалеку от мусорных баков на улице Тысяч. Воняло мочой.

Цепенею, а Рита достает из кожаной сумки блок «Мальборо Лайт» и кладет на стол.

— Да, — говорит Кетти Фрега, — никогда не рискую остаться без сигарет.

Бармен приносит на подносе выпивку и кофе, рэппер опускает в автомат очередную монетку.

— Когда я была молодой, каждый хотел быть особенным, — говорит Рита, кивая на парнишку. — Сейчас лучше не выделяться…

Бывшая певица качает головой:

— Вернемся к нам. О чем рассказывать-то? Между тем, чтобы перепихнуться за деньги и профессионально торговать собой, — огромная разница. В последнем случае все клиенты на одно лицо, да и есть кому заступиться, если даже у меня такой защитник был. Я думала только о дозах, хотя у других были планы на маленькую квартирку или на еще какие нормальные вещи. Это было не так необычно, как сейчас. Нет, я ни с кем не дружила. Наркоманы не дружат, уличные проститутки тоже. И я была токсикоманкой, не проституткой. Меня арестовали за сбыт. Когда выпустили из тюрьмы, мать устроила меня в коммуну. Я была лучше всех в кройке и готовке и вскоре могла получить зеленый билет…

Рита смеется в одиночестве, отпивает виски и с подозрением глядит на блокнот, куда я записываю.

— Я читала несколько книг, впрочем, мне чутьем книги не нравятся. Меня не прикалывает это траханье мозгов, когда люди треплются про то, как жили Нерон или Лютер Кинг. Так что можешь писать про меня что хочешь в своей книге. Все равно я ее читать не буду.

Не знаю почему, но я испытываю облегчение.

— Что рассказать-то? Что чувствуешь, когда трахаешься за деньги? — улыбается она. — Во всем виновата моногамия. То, о чем мы не знаем, не может нам навредить.

— Кто — мы?

— Мы, путаны, сокровище. Я не говорю о тебе. Мы, наркоманы и путаны.

— Но ты ни та, ни другая.

— Знаешь, как говорит пословица? От судьбы не уйдешь.

Я закуриваю «Мерит» и закрываю блокнот.

— Мне было тринадцать лет, я поздно вернулась и заперлась в ванной. Сидела на унитазе и курила в форточку, чтобы дым вышел и мать не орала. В башке одна мысль вертелась: не приспосабливаться, не быть как все. Начала воровать из дома все, что находила, а мать принялась плакать в углу кухни. «Не цепляйся за слишком тонкие ветки, — говорила она, — сломаются и навернешься». «Мама, — отвечала я, — собственность — это зло».

— Есть что-то, чего ты никогда не делала?

Рита допивает виски на одном дыхании:

— Петь мне нравилось, но героин мне нравился больше.

Она нагибается, чтоб подобрать сумку и замечает, что моя правая нога постукивает по столу.

— Нервничаешь?..

— Извини, — говорю я. — Ты заметила?

Кладу ногу на ногу, чтобы унять трясучку.

— Невнимательность — это недостаток. Я все замечаю.

Я не знаю, куда деть глаза:

— Мой парень умер из-за передозировки.

— Если старые раны вскрывать, они кровоточат как свежие. Не пиши, если не хочешь.

Сглатываю.

— Не он первый, не он последний.

Рита потягивается.

— С тех пор прошло много лет.

Некоторое время обе молчим.

Смотрю на дождь, который неожиданно застучал по стеклу бара.

— Ты была права.

Рита улыбается, словно согласован важный пункт в договоре. Затем сплющивает последнюю за нашу встречу «Мальборо Лайт» каблуком сапожка.

— Дам совет, — говорит бывшая певица, возвышаясь над столом. — Не делай, как я, не будь каждый раз в неправильном месте в неправильное время. Спасибо за виски.

Смотрю, как собеседница направляется к дверям бара.

— А насчет твоей книги — не думай, будто я стану ее читать, но она быстро разойдется.

— Заглядывай в книжный, — отвечаю ей, но не уверена, что Кетти Фрега расслышала.