Тайная жизнь Лиззи Джордан - Крис Манби Страница 12

— Мне всегда интересно с тобой, — пробормотал он.

Я чуть не разревелась. Закат неожиданно стал означать для меня гораздо больше, чем просто конец одного июльского дня.

— Я люблю тебя, — сказала я. Это было единственное, что я смогла произнести.

— Я знаю, — ответил Брайан. Он не сказал, что тоже любит меня, но я приняла его ответ как «тоже» и крепко сжала его руку. — Но ты знаешь, как сложно нам будет сохранить любовь, когда я вернусь в Штаты, — продолжил он. — А мне надо вернуться.

Мы помолчали.

— Но ты ведь еще можешь передумать и поискать работу в Лондоне? — попыталась возразить я. — В Лондоне тоже есть крупные банки. Наверняка у банка, в котором ты собираешься работать, есть здесь какой-нибудь филиал. Они же могут оформить перевод? И сэкономили бы на билете в Америку.

— Лондон — это не Нью-Йорк, Лиз. Там моя семья. Ты же знаешь, как я люблю свою семью. Ты же знаешь, как я здесь по ней скучаю.

— Я тоже люблю свою семью, но я бы пулей полетела в Нью-Йорк. Если бы кто-нибудь мне предложил, — намекнула я.

— Мы должны получить свои дипломы, — сказал он, явно опуская вариант приглашения.

— Ты думаешь, — спросила тогда я, — что если бы мы встретились, закончив университеты, и нам было бы, скажем, двадцать пять или тридцать, а не двадцать один, как сейчас… Думаешь, у нас все могло бы быть хорошо?

— У нас и так все было хорошо, — твердо сказал он. — Я до конца жизни запомню этот особенный год с тобой. — Его пальцы сжали мою руку.

Я попыталась улыбнуться, но у меня в глазах щипало от сдерживаемых слез. Жизнь казалось такой несправедливой, но вместе с тем и удивительно романтичной. Нас разлучали силы, которые были сильнее нас. Мы молча сидели, пока не скрылось солнце, потом, не размыкая рук, встали и молча пошли к машине.

Когда мы легли в постель, я чувствовала себя, как шекспировская Джульетта, которая может пробыть с Ромео только до рассвета и знает, что ее любовь, зажатая в короткий промежуток ночи, — на всю жизнь. У нас с Брайаном до последнего «прощай» оставалась еще неделя, но тот закат был началом финального акта.

В тот день, когда Брайан наконец улетел в Америку, я не поехала с ним в аэропорт. Он спросил, поеду ли я, но я и в лучшие времена не выносила прощаний. В том, что люди машут рукой, прощаясь на вокзале или в аэропорту, есть что-то слишком демонстративное, словно они искушают богов не допустить возвращения. А я хотела, чтобы Брайан вернулся. Я хотела этого больше всего на свете. Я отдала бы всю свою оставшуюся жизнь за еще один год с ним.

По крайнем мере сутки прошли с того момента, как я закрыла дверь за его удаляющейся, поникшей фигурой, а я все ожидала услышать стук в дверь и увидеть его в коридоре с букетом цветов в руке и с намерением сказать мне, что он понял, как он любит меня, и просто не может уехать. Ни за что! Как он мог даже пытаться это сделать?

Но никакого стука не было. Не было до тех пор, пока в шесть часов не зашла Мэри и не спросила, что это меня не видно целый день и не пойду ли я с ней к шашлычному фургону. На следующий день она уезжала домой и сказала, что на этот раз ждет возвращения в Лондон с нетерпением. На вечеринке в честь окончания семестра аспирант с кольцом в языке отверг ее заигрывания, и она видеть его больше не хотела. Билл уже уехал на каникулы. В то время он уже катался на велосипеде по Гималаям. Садоводческие районы остались позади, как пройденный этап.

У меня были неясные планы задержаться в колледже и доделать кое-какие курсовые работы (я ни черта не делала весь год — любовь занимала много времени), но перспектива вдруг остаться в колледже одной как-то не прельщала. Хотя мои друзья разъезжались по домам и некому было больше меня отвлекать, я знала, что вместо работы в библиотеке я буду сидеть, уставившись в никуда, и вспоминать, как я сидела неделю или две назад на том же месте, только вместе с Брайаном, как подсовывала ему дурацкие сентиментальные записочки, мешая разбираться в скучной статье по экономике, как трогала его коленку под столом и как потом тайком целовалась с ним в библиотечном туалете. Я поняла, что жить с такими воспоминаниями мне будет тяжеловато. И тоже решила уехать из колледжа.

Я набросила куртку и, даже не причесавшись, спустилась за Мэри в столовую. Я знала, что выгляжу жутко, и мне не хотелось ни о чем говорить, но Мэри, казалось, ничего не замечала. Она непрерывно болтала о своих планах на каникулы, которые включали серьезную диету, должную чудесным образом превратить ее в супермодель и заставить дурака-аспиранта жалеть о том дне, когда он отказался поцеловать ее своим противным пирсингованным языком.

— Следующий год будет отличным, — сказала Мэри с нехарактерным для нее оптимизмом. — Знаешь, я подумываю сразу по возвращении в Лондон сделать себе пирсинг на пупке.

— Брайана в следующем году не будет, — тихо сказала я. За последние полчаса это были мои первые слова.

— Да, конечно, — сухо сказала она. — Жаль, что ему пришлось вернуться домой, но жизнь продолжается, Лиззи. Может, на следующий год ты не будешь так пренебрегать старыми друзьями.

— Прости пожалуйста, если тебе так показалось, — удивилась я.

— Да ничего, — тихо сказала она. Может, она сочла, что была чересчур резка. Она обняла меня за плечи и легонько прижала к себе.

— Я знаю, что такое любовь.

Я кивнула и подумала, что она, кажется, слегка переоценивает свои чувства к аспиранту Ральфу, — но все равно испытала к ней благодарность за сочувствие.