Вечер в Венеции - Полина Поплавская Страница 12

– Вы Божена Америги? Говорите по-итальянски?

А потом они до вечера бродили по улицам, где на домах росли статуи, и время от времени возвращались к обмелевшей реке.

Фаустина приехала на выставку из Неаполя, где работала огранщицей в государственной мастерской. Она надеялась поработать с кем-нибудь из приглашенных ювелиров и попробовать себя в конкурсной программе. Она заняла кучу денег, чтобы перевезти во Флоренцию все оборудование и снять что-нибудь мало-мальски надежное под мастерскую на время проведения выставки.

О Божене она узнала, просматривая краткие резюме в рабочем каталоге выставки. Эти незамысловатые информационные визитки составляли сами участники, прибывающие на конкурс. Божена не знала, как и что принято писать о себе в таких случаях, и соорудила несколько парадоксальный текст о своем опыте и творческих пристрастиях. Он-то и привлек внимание Фаустины. Кроме того, в графе «Состав творческой мастерской» Божена поставила прочерк – Фаустина поняла, что это ее шанс.

Узнав Божену по фотографии в том же каталоге, она подошла к ней на набережной и, не лукавя, поведала о своих намерениях.

Прямота Фаустины и те работы, которые Божена увидела в ее импровизированной мастерской, куда они зашли уже под вечер, не оставили сомнений, и на следующий день Божена Америги заявила в жюри конкурса Фаустину Калассо как свою ассистентку.

Фаустина перевезла свой почти самодельный, но с удивительной точностью и любовью выверенный ювелирный скарб в просторную мастерскую, выделенную Божене, и теперь дни напролет они проводили бок о бок. Но, обе молчаливые и по натуре и в связи с ремеслом, они почти не разговаривали ни о чем после той первой совместной прогулки. Показывая друг другу наработанное в мастерской, они лишь соотносили время от времени свои замыслы и их же обсуждали, прогуливаясь вечерами по набережной, прежде чем разойтись по домам.

Фаустина долго не расспрашивала Божену о ее жизни и не рассказывала ничего о себе. Но в тот день, когда Божена вошла в мастерскую с большим бумажным пакетом и вывалила из него на стол огромные сизые сливы и мясистые персики, от которых поплыл по комнатам тонкий аромат, Фаустина молча вышла из мастерской и вскоре вернулась с букетом тосканских вин – пять или шесть узких горлышек торчали из корзины, как бутоны только что срезанных цветов, а сама Фаустина походила на сорванца, разорившего чей-то цветник.

На плоских хрустальных блюдцах – прихоть Божены – появились всевозможные сыры, зелень и орехи. Разостланы на низком мраморном столе пестрые салфетки. Подоспели бокалы со звонкими боками. Затем руки ловко добавили изящные приборы, и две женщины, похожие лишь своим немногословием и раскрасневшимися от усердия щеками, уселись друг против друга и, отставив на время свое мастерство, впервые заговорили о другом.

История Фаустины, шестой дочери небогатого владельца рыбного ресторанчика, и немногословный рассказ Божены, внучки известного ювелира, никогда не задумывавшейся о деньгах и всегда казавшейся окружающим взбалмошной аристократкой, нежно переплетаясь, плавали в воздухе прозрачного итальянского дня, создавая в душах собеседниц изящный узор их рождающейся душевной близости.

Божена никогда не имела близких подруг. Судьба развела ее с подругами юности, а новые знакомства или сами не проживали долго, или искусственно устранялись ею, когда пустая болтовня и незамысловатые переживания приятельниц совсем уж надоедали.

Фаустина отличалась тем, что, оценив Божену сразу и целиком, быстро нашла единственно верную тональность их возможной дружбы и ту дистанцию, которая позволяла им рассмотреть друг друга, не вторгаясь при этом в потаенные владения.

Звенели бокалы, ронялись улыбки – им было о чем поговорить. И для того, что, казалось, нельзя рассказать, находились слова и хотелось слушать друг друга без конца… Но день постепенно таял, и, когда они вышли, холмы уже посинели и из-за них двигались им навстречу звезды. Расставаться не хотелось: они, побродив под желтыми фонарями, вернулись в мастерскую, чтобы согреться чаем.

Тут-то Фаустина, рассматривая медальон в форме маски, лежащий у Божены на верстаке, сказала спокойно:

– Ты знаешь, вам надо на карнавал.

– Кому? – не поняла Божена.

– Вашей маленькой труппе. Разыграете «Ревнивых возлюбленных», или вот еще есть для вас прелестный сценарий – «Муж» называется.

Фаустина поднесла крошечную золотую маску почти к самым глазам Божены и затараторила на каком-то диалекте, смешно выкрикивая окончания слов. Божена расхохоталась, все еще не понимая.

– Венецианский карнавал! Годен для встречи влюбленных всех мастей! – распевала Фаустина на манер ярмарочных зазывал. – Мечтаете о Венеции? Подарите свою мечту любимым и близким, но не любым… Вам, милочка, четыре билета на карнавал? Записываю: Иржи, Божена, Томаш и Никола. Ах, какие чудесные имена у ваших друзей!

Засмеявшись, Фаустина упала на кушетку и вопросительно взглянула на Божену из-под чуть приоткрытых век.

Божена, уже не веря, что эта идея принадлежит не ей, стояла у окна лицом к Фаустине и, запустив длинные пальцы в копну своих волос, светилась от удовольствия.

– Поздравляю, ты поняла, – снисходительно бросила Фаустина. И, таинственно подмигнув, добавила: – Чай поможет нам выработать трезвый план.