Лучше не бывает - Наталья Рощина Страница 12

Она ожидала, что Дмитрий позовет ее. Тщетно. Полина едва сдержалась, чтобы не оглянуться. Она скрылась за дверью и только теперь почувствовала, как дрожат колени. Какие жертвы ради сохранения достоинства! Едва добравшись до своего рабочего стола, Воробьева огорченно вздохнула. Жаль. Она так и не узнала, что было нужно этому странному мужчине. Он не захотел настоять на своем. Значит, все только слова. Надуманная важность. Опять все разбилось о прочную стену ничего не значащих слов.

До конца рабочего дня Полина тщетно вчитывалась в ровные печатные строки. Смысл прочитанного ускользал от нее. В очередной раз, взглянув на часы, она быстро собрала рукопись в стопку. Подравнивая края, постучала о стол и с облегчением отложила внушительную по объему работу. Полина заканчивала редактировать роман одного из авторов, которого издательство печатало с удовольствием. Написан он был паршиво, правки было много, но сюжет, как всегда, потрясающий. Именно из-за этого, зная, что шероховатости пригладят редакторы, издательство шло на сотрудничество.

Полина всегда удивлялась, насколько человек может быть субъективным к результатам своего труда. Ей было нелегко убеждать этого автора в необходимости поправок. Ему нравилось все, что он писал. Его воля, он бы отправлял рукопись в печать, минуя редакторские и корректорские правки. Этот новомодный гений считал, что корректоры и редакторы – придирчивые особы, не обладающие вкусом, чутьем времени. Сами ни на что не способны. Только на то, чтобы критиковать. Им бы лишь найти неправильный оборот и пропущенные запятые. Парятся, так и не создав ничего своего. Всю жизнь барахтаются в водовороте чужих мыслей. Будучи выше этой, по его мнению, надуманной, суеты, автор писал роман за романом. Его работоспособность поражала. Этот роман был четвертым. Полина в очередной раз пыталась придать его произведению законченный, а главное, легко читаемый вид.

Удивительным было то, что первые три имели успех. Читатели раскупали романы этого автора на «ура». Воробьева не слишком гордилась тем, что в какой-то степени была причастна к его признанию. Она была уверена, что такой успех недолговечен. Слишком очевидным было желание автора писать так, чтобы снизойти до самой неизбалованной аудитории. По мнению Полины, настоящий писатель обязан поднимать читателя на более высокий уровень. А этот с удовольствием писал низкосортные кровавые детективы. Сюжеты закрученные, с неожиданной развязкой, но, как казалось Воробьевой, лишенные какой бы то ни было этики, морали.

Автор оспаривал особый взгляд на построение сюжетных линий. Читая очередную рукопись, Полина не могла не заметить, что она полна штампов. Ни одно из прежних замечаний редактора не было учтено. Предстояла кропотливая работа по переписыванию произведения. Руководство знало, что она справится в рекордно-короткие сроки, как того требуют планы издательства. Но сегодня кровавые разборки на страницах романа особенно раздражали Полину. Ей было жаль тратить время на возомнившего себя гением тривиального писаку.

– Что, Полина Сергеевна, на сегодня достаточно? – За соседним столом, заваленным бумагами, книгами, журналами, восседал Марк Иосифович. Его язвительные комментарии относительно авторов и их творений давно стали делом привычным. Правда, произносились они лишь в узком кругу проверенных временем редакторов. Спорить с начальством Марк Иосифович не считал возможным.

– Да, перед глазами пелена. Устала. – Полина лукавила. Дело было не в усталости, а в отсутствии душевного покоя. Его нарушил странный мужчина, которого она никак не могла забыть. Стоило ей начать вчитываться в рукопись, как с листа на нее смотрели насмешливые карие глаза. В них была сила, уверенность и… ей не могло показаться – восхищение!

– Отдохните, Поля, – Марк Иосифович указал на внушительные стопки на своем столе. – Иначе все это может просто привалить. Отвлекитесь от перлов современных гениев пера. Черт с ними!

Марк Иосифович считал, что в наши дни не написано ни одной хорошей книги. Он иронично воспринимал шумиху вокруг сомнительного качества произведений. Падение нравов и отсутствие принципов, по его мнению, способствовало развитию низкопробной литературы. Поэтому к своей работе в последнее время относился с прохладцей. Часто ворчал, что лучшие годы позади, что раньше работа приносила удовлетворение, а сейчас стала средством к более чем скромному существованию.

– Напрасно вы так, Марк Иосифович, – Полина возражала по инерции. Сегодня у нее был день отрицаний. – Я люблю мою работу. Просто устала да и… Короче, сама виновата.

– Вам, милая, давно пора самой романы писать. Уверен, у вас хорошо получится. Я не каждому редактору это говорю.

– Ну что вы! – усмехнулась Полина. – Одно дело подправлять чужие ошибки, совсем другое – писать самой.

– Вы себя недооцениваете. Когда-нибудь вы вспомните мои слова.

– Хорошо, хорошо. – Полина взглянула на часы. Рабочий день подошел к концу. – Я, пожалуй, пойду.

– До завтра, Поля. – Марк Иосифович надел очки. – Я скоро за вами. На улице такая жара. Страшно подумать, что нужно туда выйти.

– А я люблю жару!

– Это по молодости, это пройдет.

– Вот какой вы! – Полина подкрасила губы, припудрила лицо. Отражение в зеркале на этот раз ей не понравилось. Темные круги под глазами. Пора идти в отпуск. Только до него еще целый месяц. Отдыхать Полина привыкла в июле. В этом году она решила следовать традиции, о чем сейчас жалела. Потому что действительно устала. – До завтра, Марк Иосифович!

Полина шла знакомым коридором, любуясь пестрыми традесканциями, свисающими из кашпо. Яркие зонтики каланхоэ и пеларгоний причудливо чередовались, создавая своеобразный узор. Одна из редакторов очень любила цветы. Это благодаря ее стараниям все окна утопали в зелени. Просто и красиво. Полина осторожно коснулась перламутровых листьев пиперомии, бросила взгляд на огромную монстеру возле столика. Того самого, где ее ждал Дмитрий. Полина остановилась. Мысленно восстановила самые незначительные подробности короткого разговора. Уж не приснился ли ей этот красавец, который явно не привык к отказам? В одном он абсолютно прав: такие мужчины не каждый день появляются в коридорах издательства. Может быть, она упустила свою судьбу? Некого винить.

Вздохнув, Воробьева направилась к лестнице. Ей предстоял долгий путь домой. Сестра матери девять лет назад продала дом, переехала в Ростов, а своей любимой племяннице купила однокомнатную квартиру. Были бы свои дети, наверняка тетя Кира поступила бы иначе. Но, так и не устроив личную жизнь, всю свою недосказанную любовь она дарила Полине. Та отвечала ей взаимностью. Их связывала настоящая дружба с тайнами, слезами, признаниями. Пожалуй, с матерью Полина была менее откровенна. Вся информация в первую очередь попадала на суд тетки.

– Это у нас семейное – одиночество, – вздыхала Кира Петровна. – Я одна всю жизнь маюсь, мама твоя недолго в замужних походила. Сколько тебе лет, вспомни, а мужчины рядом все нет.

– Если бы мне это сказал кто-то другой, я бы обиделась.

– Ты же знаешь, я всегда любила тебя, как дочь.