Солнце и луна - Патриция Райан Страница 12

– А потерпеть ты не можешь? – осведомилась Джоанна у дочери.

– Лучше я опущу ее на землю… – начала Филиппа.

– Ни в коем случае! Она сразу пустится бегом, и нам ее не поймать.

С удрученным вздохом девушка снова прижала Нелл к себе. До сих пор ей и в голову не могло прийти, что материнство – нелегкий удел.

– Кэт! – окликнула Джоанна. – Иди-ка сюда.

– А зачем?

– Вот подойдешь, тогда и узнаешь.

«И поторопись!» – мысленно обратилась Филиппа к старшей из дочерей Фоксов.

Кэтрин соскочила с ограды и направилась к ним с недовольным видом, едва переставляя ноги.

– Отведи сестру в уборную. И заодно уложи, раз уж так вышло.

– Но, мама! Игра еще не закончилась!

– Осталось недолго. Уже ясно, что победит твой брат с друзьями.

– Я ее отведу! – взмолилась Филиппа, ежесекундно ожидая ощутить на коленях теплую струйку.

– Очень любезно с вашей стороны, но Кэтрин должна учиться послушанию.

Старшая девочка надулась, однако безропотно сняла сестренку с колен безмерно благодарной Филиппы.

– Идем уж, горе мое! – сказала она с забавно взрослыми интонациями, чмокнула Нелл в пухлую щечку и потянула за руку к дому.

У девушки вырвался продолжительный облегченный вздох. Джоанна засмеялась.

– До чего же вы с Адой похожи! Знаете, мы ведь были подругами, когда она жила в Лондоне. Правда, тогда она была тяжело больна.

– Я знаю о вашей дружбе по ее рассказам. Она очень благодарна вам с Грэхемом за заботу. И я тоже.

– Она все еще в Италии?

Ада никогда не выказывала такого рвения к учебе, как Филиппа, но за время лечения в лондонской больнице Святого Варфоломея заинтересовалась искусством врачевания. По возвращении в Париж она уговорила отца послать ее в Салерно, в медицинскую школу.

– Да, она все еще там, но случилось кое-что, о чем вы, наверное, не знаете. Ада теперь замужем.

– Да неужто?

– За итальянским доктором по имени Томмазо. Я с ним не знакома, но из письма следует, что это высокий кудрявый брюнет, сложенный, как римский бог.

– Бог, ни много, ни мало? – Джоанна засмеялась. – Она по уши влюблена, вот что!

– Думаю, она и вам написала все это, но письма из Италии идут так долго! Ада очень счастлива. Тамошний мягкий климат полезен для ее здоровья, работа радует не меньше, чем брак, вот только она подумывает о том, чтобы завести ребенка.

– Почему «вот только»? – удивилась Джоанна.

– Потому что ей придется отказаться от врачебной практики.

– Разумеется. – Судя по тому, каким задумчивым стал взгляд Джоанны, она вспомнила о своих детях. – Впрочем, и отнимется, и воздастся.

– Нет ничего, что могло бы воздать за утрату свободы! Она превыше всего! – пылко заверила Филиппа.

– Вы мыслите в точности как мой брат, – усмехнулась Джоанна, возвращаясь к вышиванию.

– Хью? Вы, должно быть, шутите!

– Вовсе нет. Он помешан на том, чтобы ни от кого не зависеть, все решать самому и отвечать только перед своей совестью. В этом вы с ним похожи.

– Разве что в этом. Его не назовешь глубокомысленным, вашего брата. За два дня он ни разу не задумался, ни над текущей ситуацией, ни над дальнейшими своими действиями. По-моему, он просто плывет по течению! Вот, к примеру, вчера. К ночи мы были на полпути отсюда и нуждались в месте для ночлега. И что же? Ваш брат не пожелал остановиться в ближайшем монастыре только потому, что приор предложил ночевать с бедняками. Я ничуть не возражала, но Хью настоял, чтобы мы продолжали путь. В конце концов, нас приютил у себя настоятель аббатства в Челси. К тому времени было совсем темно, мы с Фритци выбились из сил. На месте вашего брата я бы заранее договорилась о ночлеге, а не полагалась на волю случая! – Филиппа вдруг заметила, что Джоанна с улыбкой качает головой. – Что я такого сказала?

– Дорогая моя, глубокомыслие не в натуре Хью. Он предпочитает действовать по обстоятельствам, а не строить планы, особенно далеко идущие.

– Да, но… это неразумно…

Филиппа смутилась, сообразив, что повела себя не слишком любезно по отношению к хозяйке дома, когда вздумала критиковать действия ее брата. Следовало помнить, что это не Оксфорд. Недаром дядюшка Лотульф повторял, что люди света никогда не высказывают своих мнений прямо и скорее дадут уклончивый ответ, чем заденут чувства собеседника.

– Я только хотела… в свете поручения лорда Ричарда… – Окончательно сбившись, девушка умолкла.

– Хью всегда выкрутится. Ведь, в конце концов, вы нашли вчера ночью приют, верно? Держу пари, в аббатстве вам дали по отдельной комнате с кроватью, а в монастыре пришлось бы спать на соломе, вповалку с какими-нибудь завшивевшими паломниками. К тому же, отложив на позднее время ночлег, вы покрыли большее расстояние и добрались до Истингема достаточно рано, чтобы как следует отдохнуть перед встречей с юстициарием короля. Мой брат может показаться чересчур дерзким и беззаботным, но он не глуп.

– Я не имела в виду ничего оскорбительного! – поспешно заверила Филиппа. – Наоборот, я подметила в нем… недюжинный природный ум. Ведь нельзя же быть совершенно безмозглым и остаться в живых после пятнадцати лет сражений!

Про себя она подумала, что на поле брани человеку требуется не так уж много ума, вполне хватит и ловкости. Большинство рыцарей не умели даже написать свое имя. Ход ее мыслей был прерван ликующими мальчишескими криками.

– Что это?

– Победа, – объяснила Джоанна. – Вы разве не следили за игрой?

Следить за игрой? Чего ради? Филиппе это и в голову не пришло, поскольку она никогда не понимала такого рода развлечений.

Хью-младший подбежал к матери, сияя от гордости. Джоанна от души его поздравила. Весь этот шум из-за беготни за кожаным мячом только озадачил Филиппу. Подумаешь, победа! Девушка чувствовала, что не в состоянии оценить ни смысла, ни значения маленьких обыденных событий, происходящих повсюду вокруг нее. Так уже бывало, когда ей приходилось покидать обособленный академический мирок. Чтобы не чувствовать себя белой вороной, помимо научных знаний, необходим был еще жизненный опыт, о котором она не имела никакого понятия.

– Понравилось, леди Филиппа? – спросил ее Грэхем, подходя, чтобы отправить сына домой дружеским шлепком по заду.

– М-м…

– Она ничего не поняла, – вмешалась Джоанна. – Ей бы не помешало провести здесь все лето, чтобы щеки хоть немного разрумянились. Ах, как бы я хотела бегать по лугу! И почему летом я всегда на сносях?

– Потому что долгими зимними ночами находятся другие, еще более приятные занятия.