Ты мне судьбой обещан был - Наталья Лукьянова Страница 12

Она прекрасно помнила, как в последний момент Сергей закрыл ее своим телом. Как только она вспомнила о Сергее, слезы полились из глаз. Наверняка в этой прекрасной палате должны быть какие-нибудь кнопки вызова медицинского персонала. У нее не было сомнений: она находится в больнице. Елизавета рыдала и беспомощно шарила рукой по стене в надежде услышать человеческий голос, а еще лучше – увидеть живого человека, который внесет ясность в происходящее. Дверь открылась, и в палату вошел человек, которого она меньше всего ожидала увидеть. Да, она что-то такое припоминала, значит, ей не привиделось, на месте трагедии она действительно встретила этого странного дяденьку. Кажется, его фамилия Балашов. Да, да, они точно знакомы, но в какой-то другой жизни. Ночь, корабль, темная водная гладь, огни многоэтажек, причудливо отражающиеся в реке, громкая музыка, ах да. Ее лучший друг женился. Какая ерунда. А она так переживала тогда, глупая.

Никита Александрович напряженно ждал в коридоре за дверью, которая стала непреодолимой преградой, когда проснется девушка.

Эта проклятая дверь мешала видеть, дышать одним воздухом, держать за руку, чувствовать каждый вздох, быть рядом. Врачи предупредили, что первые дни после шока поведение пострадавшей может не вмещаться в определенные рамки. Когда он вошел в палату, он не мог понять, каким образом себя вести, и не знал, как Елизавета отреагирует на его появление. Он думал, что готов к любым сюрпризам. Картина, которую он увидел, сразила его наповал. На кровати сидела девочка в кружевах, из которых незащищенно торчали детские ключицы, и захлебывалась от горьких слез. Не раздумывая ни секунды, он кинулся к ней, такой слабой, беззащитной, глубоко несчастной. Он чувствовал, нет, он твердо знал: помочь сейчас ей может только он. И не потому, что он такой великий и непобедимый мачо всех времен и народов, а заодно искушенный дамский утешитель, вовсе нет. История проста и стара как мир. Он в нее влюблен и, если понадобится, совершит тысячу и один подвиг, свернет горы на планете, повернет вспять реки, сделает все возможное и невозможное, но в обиду ее не даст ни за что и никому.

– Лизонька, не плачь, родная. – Балашов обнял Лизу и прижал к груди, словно пытаясь оградить ее от всех бед и несчастий.

– Да-а-а-а, – единственное, что могла выдавить из себя девушка в жалобном всхлипе.

В этом вздохе-всхлипе рвалась наружу жалоба такой силы, что мужику, который повидал на своем веку всякого, стало нехорошо.

– Девочка моя, не плачь, все будет хорошо. Я никому не дам тебя в обиду. Только не плачь. – Балашов и не подозревал, что способен не только произносить, по его глубокому убеждению, слюнявые слова, но и верить в их искренно.

– Я постараюсь, я смогу, я, честное слово, не буду плакать, только я должна знать правду. – Елизавета с мольбой смотрела на Балашова.

Взрослому и совсем нетрусливому мужчине стало не по себе.

– Тебе никто не собирается лгать. Какая правда тебя интересует? – Балашов внутренне напрягся. Рассказывать подробности той страшной ночи еще не окрепшей после жуткого стресса девочке – настоящее преступление. Он хоть и не врач, но жизненный опыт подсказывал: совершать такой радикальный шаг преждевременно. Лиза только очнулась от тяжелого искусственного сна, наносить ей сейчас удар – безрассудный поступок.

– Вы взрослый человек, а задаете какие-то глупые вопросы. Неужели непонятно? Я хочу знать, чем все закончилось? Точно ли всех спасли? Вы в этом твердо уверены? Ведь вы не станете меня обманывать, правда? – Невыносимо было слышать сбивчивые вопросы и видеть, как пульсирует тонкая голубая жилка на девичьем виске. Сейчас самое главное – найти правильный тон. Он не имеет права на обман, но и правду сказать не может.

– Лиза, тебе вредно волноваться. Послушай меня внимательно. Ты находишься в больнице почти сутки. Ты уверена, что никто из твоих родных не беспокоится просто потому, что ты не позвонила, например, в обычное время? – Балашов попытался переключить Лизу на другую волну, но из этого ничего не вышло.

– Я вас не об этом спрашиваю, уважаемый Никита Александрович. Не надо заговаривать мне зубы, я не сумасшедшая и прекрасно понимаю ситуацию. Я хочу знать правду, и, если сию секунду вы мне не расскажете, что произошло после аварии, я просто-напросто не стану с вами разговаривать. А после того, как вы уйдете, встану с кровати и уйду отсюда, и никакая сила не заставит меня остаться в этом персональном раю, за который отдельное спасибо я должна сказать вам. Я все равно все узнаю без вашей помощи. А сейчас, после того, как я сумела объяснить свою позицию, у меня есть несколько вопросов.

– Сдаюсь. Задавай свои вопросы. – Балашов не сомневался, Елизавета сделает все точно так, как говорит. Ничего себе характер. При внешней хрупкости, воздушности – практически мужской нрав, – сочетание гремучее, крайне опасное и в то же время весьма соблазнительное.

– Вопрос первый. Всех успели спасти или есть погибшие? – Лиза не отводила от Балашова требовательного взгляда.

– Лиза, я понимаю, что скрывать от тебя правду глупо, да я и не собираюсь. Все равно рано или поздно ты все узнаешь. К сожалению, погибшие есть, врать не буду. В хвостовой части автобуса от удара погибли два человека. Остальные пассажиры отделались легким испугом и незначительными травмами, им очень быстро оказали помощь, эвакуировали, разместили по больницам, лечат. Местные службы спасения сработали отлично.

– Сережа жив?

– Сережа, какой Сережа? – Опять это имя. – Балашов замешкался с ответом не потому, что желал утаить правду, он действительно не знал, как ответить на невнятный вопрос. Лиза поняла молчание по-своему. Глаза ее вновь подозрительно заблестели, она напряглась и вцепилась в руку Балашова, словно искала спасения.

– Я поняла, Сережа умер. – В голосе Елизаветы было столько боли и неподдельного страдания, что Балашова подкинуло на месте.

– Лиза, прекрати. Жив твой Сережа, живее всех живых, если ему, конечно, не двенадцать лет.

– Почему двенадцать?

– Потому что погибли молодая женщина и мальчик. Ты меня слышишь, женщина и мальчик.

– Ужас какой. Женщина и мальчик, – шепотом повторила Елизавета и заплакала.

– Ну вот, ты же обещала. Тебе нельзя плакать, ты слышишь меня?

– Я не буду. Я очень вас прошу узнать, в какой больнице лежит Сергей.

– Лиза, я обещаю, я обязательно узнаю. Но ты должна понять, пострадавших развезли по разным больницам города. В этой, например, ты единственная пострадавшая в аварии. Поэтому сразу ответить на твой вопрос я не смогу. Ты мне сейчас спокойно, без слез и нервов назовешь фамилию, отчество и возраст Сережи. А я клятвенно обещаю, что непременно узнаю, где находится этот достойный молодой человек. Допускаю, он вообще уже не в больнице, а наслаждается шашлыками на морском берегу.

– Я не знаю его фамилию и тем более отчество, лет ему, наверное, двадцать пять.

– Хорошенькие дела. Фамилию не знаем, а переживаем, как за близкого и очень любимого родственника. Не вижу логики, Елизавета.