Дворец наслаждений - Паулина Гейдж Страница 12

Значит, остается генерал Паис. Завтра я отнесу ему ящичек, расскажу, как было дело, а там уж пусть изливает на меня свой гнев или насмешки. Тут я вспомнил, как умоляла меня женщина ничего не говорить Паису, но насколько можно верить сумасшедшей? Откуда она могла знать генерала? Разве что его имя. Облегчение, которое я почувствовал, приняв наконец решение, было безграничным. Поставив ящичек на пол, я забрался под простыни. Теперь Вепвавет смотрел на меня с одобрением. Через несколько мгновений я уснул.

Сету разбудил меня за час до рассвета. Я встал, позавтракал и облачился в одежду, которая указывала, что я состою на службе в генеральском доме. Безупречной чистоты юбка, смазанный маслом пояс, на котором висели меч и кинжал, белый полотняный шлем и особая повязка на руке — все это показывало, что я важная персона, и я с гордостью носил эти вещи. Надев сандалии и сунув за пояс перчатки, я вышел из дома.

Сад стоял темный и тихий, но на востоке алая полоска уже отделяла небо от земли. Нут, истекая кровью, собиралась подарить жизнь новому Ра. Я мог бы спуститься к реке и сесть в лодку, но, поскольку не опаздывал, решил пойти берегом, слушая, как начинают петь первые птицы, а заспанные слуги выходят подметать ступени и прибираться на стоящих у берега ладьях.

Дом генерала располагался недалеко, как, впрочем, и все, что находилось в Пи-Рамзесе. Он был за домом Тахуру. Проходя мимо, я заглянул в ее сад, потому что иногда, рано проснувшись, она просила слугу принести ей завтрак на крышу, откуда махала мне рукой, но сейчас в саду была только служанка, которая, стоя в облаке пыли, выбивала занавеску.

Оказавшись в доме генерала Паиса, я разыскал дежурного офицера, затем выслушал доклад солдата, которого должен был сменить. В доме все было спокойно. Сунув ящичек под куст, я занял пост у колонны и принялся наблюдать, как постепенно наполняется жизнью и теплом пышно разросшийся сад. На этой неделе я охранял самого генерала. Следующую мне предстояло провести в казарме, упражняясь во владении оружием. Ходили слухи, что вскоре нас должны отправить в западную пустыню на маневры. К концу вечера проблема опостылевшего мне деревянного ящика будет решена. Я ликовал.

Дежурство прошло спокойно. Через два часа после восхода прибыл паланкин и унес бледную зевающую женщину, вышедшую из генеральского дома, в сопровождении управляющего и служанки, которая раскрыла зонтик и держала его над неприбранной головой своей госпожи. Последняя забралась в паланкин, продемонстрировав часть своей мускулистой ноги, после чего служанка поспешно задернула занавеску, защищая госпожу то ли от яркого света, то ли от любопытных глаз — я не понял. А впрочем, какое мне дело. Паланкин подняли, служанка встала с той стороны, откуда ее было не видно, и процессия тронулась по направлению к реке.

Через некоторое время дом окончательно проснулся; забегали слуги, младшие офицеры, старшие посланники и простые курьеры, зашел один случайный проситель; я следил за людьми, здоровался с теми, кого знал, останавливал тех, кто был мне незнаком, пока не наступил полдень. Когда меня сменил один из стражников, я пошел на кухню, где получил свою обычную порцию хлеба, холодной утки и пива, которую съел, сидя в тени в укромном уголке сада, после чего вновь заступил на дежурство.

Было уже далеко за полдень, когда я освободился; забрав ящичек, я вошел в дом, где спросил управляющего, может ли генерал принять меня по личному делу. Мне повезло. Генерал находился в своем кабинете, но вскоре должен был отправиться во дворец. Хорошо зная расположение комнат, я легко нашел довольно унылые двойные двери, ведущие в жилые покои. Я постучал и, услышав разрешение, вошел в кабинет, где уже бывал и раньше. В большой удобной комнате стояли стол, два стула, многочисленные сундуки, окованные медью, изящная жаровня и алтарь бога Монту, перед которым курилась чаша с благовониями. Окна находились высоко под потолком и пропускали в комнату мягкий рассеянный свет — немаловажная деталь для того, кто начинал свой рабочий день с красными от бессонницы глазами и тяжелой головой. Смыслом всей жизни Паиса были только женщины, а полевым офицером он был еще худшим, чем военным стратегом или тактиком, и меня всегда занимал один вопрос: каким образом удалось ему выжить в суровых условиях действующей армии, прежде чем он получил повышение? Он не был мягкотелым хлюпиком, нет. Я знал, что Паис много времени посвящал плаванию, борьбе и стрельбе из лука, однако, как я подозреваю, делал это исключительно для того, чтобы не потерять вкус к своим действительно любимым вещам — хорошему вину и женщинам, ибо его чрезмерное увлечение и тем и другим уже начинало сказываться. Красивый и тщеславный, он тем не менее был неплохим начальником, требовательным в приказах и беспристрастным в оценках.

Отдав генералу честь, я твердым шагом подошел к его столу и встал навытяжку, держа ящичек под мышкой. Генерал улыбнулся. Очевидно, он собирался обедать во дворце, поскольку на нем была роскошная красная накидка, а черные с проседью волосы перехватывала красная лента с золотой бахромой в виде крошечных стрелок. Его широкая грудь была умащена маслом, смешанным с золотой пудрой, глаза густо подведены черной краской, на запястьях блестели тяжелые золотые браслеты. Он был разряжен, как женщина, и вместе с тем производил впечатление сильного, уверенного в себе мужчины. Не знаю, нравился ли он мне. Мы никогда не обсуждали своих начальников. Но в глубине души я надеялся, что когда-нибудь обязательно стану столь же богатым и важным вельможей.

— Ну, Камен, — дружески обратился ко мне генерал, разрешая встать вольно. — Мне сказали, что ты хочешь поговорить со мной по личному делу. Надеюсь, ты не станешь просить перевести тебя в другое место. Я знаю, что когда-нибудь это все равно случится, но пока мне бы не хотелось тебя терять. Ты прекрасно справляешься со своими обязанностями, и благодаря тебе мой дом находится под надежной охраной.

— Спасибо, генерал, — ответил я. — Мне нравится служить у вас, хотя и вправду хотелось бы заниматься чем-то более действенным, прежде чем я женюсь, а это случится через год. И тогда, боюсь, я не смогу надолго отлучаться из Пи-Рамзеса.

Генерал хмыкнул.

— Думаю, что так считает твоя будущая жена, — сказал он, — однако женитьба быстро умерит твои амбиции. К сожалению, у нас очень мало по-настоящему опасных мест, но ничего, может, что-нибудь подвернется: например, к твоей радости, на нас кто-нибудь нападет. — Говоря это, генерал продолжал снисходительно улыбаться. — Так что у тебя случилось?

Собравшись с духом, я поставил на стол свой деревянный ящичек.

— Я совершил одну глупость, генерал, — начал я. — Вы когда-нибудь слышали о сумасшедшей из Асвата?

— Из Асвата? — нахмурился генерал. — Этой грязной лужи на юге? Насколько я помню, там стоит прекрасный храм Вепвавета, но сама деревушка не стоит того, чтобы о ней вспоминать. Да, я слышал о некой женщине, которая досаждает всем сановникам, имеющим несчастье высадиться в том месте на берег. А в чем дело? И что это такое? — спросил генерал, пододвигая к себе ящичек, и вдруг замер, увидев на нем сложно переплетенные веревочные узлы. — Где ты его взял? — резко спросил он. Его унизанные кольцами пальцы как-то неловко потрогали веревку, и генерал отдернул руку.