Брызги шампанского - Келли Хантер Страница 12

Девушка помнила, что ближайшая ванная находится справа от лестницы. Идя по просторному холлу и погрузившись в размышления, Габи не заметила Жозе.

Мать стояла неподвижно, как прекрасная, но холодная мраморная статуя. Неужели она ждала ее?

— Мама, — чуть склонила голову Габриель. — Здравствуй. — Она сделала попытку улыбнуться. — Ты хочешь со мной поговорить?

— Ты, верно, думаешь, что теперь ты одна из них? — негромко произнесла Жозе, не ответив на приветствие. — Общаешься с ними, напрашиваешься к ним на ужин, рассчитываешь, что старые друзья тебе не откажут.

Габриель почувствовала, как улыбка замерзает на ее губах.

— Ты никогда не желала помнить свое место.

— Как раз наоборот, мама. Ты никогда не позволяла мне это забыть. — Габриель выпрямилась. Она уже не та маленькая девочка, которой полагалось молча выслушивать свою мать и так же молча сносить ее удары, когда Жозе считала, что она своим поведением заслужила порку. — И вот еще что. Теперь я сама решаю, где мое место и с кем мне общаться. И если мне захочется поужинать со своими друзьями, причем по их приглашению, я не собираюсь спрашивать у тебя разрешения.

— Он никогда на тебе не женится, и ты это знаешь, — презрительно бросила Жозе. — Ты ниже его по положению.

Габриель не составило труда догадаться, о ком идет речь.

— А что, если я не хочу выходить за него? Подобная мысль никогда не приходила тебе в голову?

— Тогда зачем ты вернулась, щеголяя новыми тряпками и трубя о ваших виноградниках? Думаешь, твое материальное положение что-то изменит? Ты можешь нацепить на себя все, что угодно, но навсегда останешься для Люсьена Дювалье и подобных ему мужчин дочерью экономки.

— Это для тебя сословные предрассудки все еще существуют, мама, хотя на дворе двадцать первый век. Кстати, я вернулась не ради Люсьена, а ради тебя.

— Где Рафаэль нашел деньги, чтобы приобрести те виноградники? — поинтересовалась Жозе.

Габриель, не ожидавшая такого вопроса, даже растерялась.

— Харрисон дал. — Отец, с которым до своего приезда в Австралию она лишь обменивалась поздравительными открытками на день рождения и Рождество. — Харрисон Александер. Помнишь такого? Мужчина, за которого ты вышла замуж. Отец твоих детей. Ты была не права, заявляя, что мы ему не нужны. Мы были нужны ему.

— Вот как… — Голос Жозе слегка дрогнул. — Почему он это сделал?

— Может, потому, что для этого и существуют родители? — с легким сарказмом предположила Габриель. Ей вдруг расхотелось объяснять что-либо матери. — Или ты не в силах представить себе, что нашелся человек, который поверил в Рафаэля? Неужели тебе необходимо постоянно сомневаться в способностях своих детей и отрицать, что они могут чего-нибудь добиться?

Жозе молчала.

— Я только на минутку загляну в ванную, а затем вернусь в деревню, — закончила разговор Габриель. — Не жди меня. Я знаю, где выход.

Мать повернулась к ней спиной, но девушка успела заметить, как исказилось ее лицо.

— Харрисон всегда отличался чувствительностью, — донеслось до Габи. — Мне это не нравилось. Я бы никогда не вышла за него замуж, если бы вконец не отчаялась. Харрисон любил меня. Любил мою внешность, а вот душу не понял, не разглядел… Потом было уже поздно. Для него. — Жозе обернулась к дочери. Ее глаза были полны такой муки, что Габриель невольно вздрогнула. — Харрисон Александер твой отец, Габриель, но не отец Рафаэля. — Она стала подниматься по лестнице, держась за перила.

Габриель стояла как громом пораженная.

— Нет, — прошептала она и покачала головой.

В такое невозможно поверить! Харрисон — любящий, внимательный отец, всегда был готов прийти на помощь и ей, и Рафаэлю по первому зову. Они бы ничего не добились без его поддержки.

— Я не верю тебе, — громко сказала она, чувствуя, как от слез начинает щипать глаза. Ее мать продолжала подниматься по лестнице. — Ты лжешь! — сжимая кулаки, выкрикнула Габи и шепотом повторила: — Ты лжешь…

Люк Дювалье являл собой пример для подражания — так считали все. Вот на кого стоило равняться! У него имелось все: деньги, здоровье, молодость. Ему было всего двадцать девять, но он уже руководил одной из старейших во Франции фирм по производству шампанского, с завидной регулярностью заключал многомиллионные контракты и имел репутацию человека, который не теряет голову ни при каких обстоятельствах.

И еще он отличался волей. Именно воля в конечном итоге помогла ему забыть тот поцелуй в саду — хотя бы на время. Этому также способствовали его любимая утка в апельсиновом соусе и беседа, которую поддерживала его сестра, старательно избегая опасных тем. Все, что теперь от него требовалось, — это проводить Габи до машины и закончить приятный во всех отношениях вечер, в течение которого они вели себя как цивилизованные люди. Наверное, ему можно было себя похвалить, но Люк не спешил с этим.

Симоны не было: она понесла мусор во двор, хотя Люк предложил сделать это сам.

— Нет, — заявила его сестра, решительно тряхнув головой. — Сейчас наступает самый ответственный момент, и ты должен продемонстрировать Габи, что она может не опасаться, оставаясь с тобой наедине. Я верю в тебя, — добавила она, и в ее голосе послышались стальные нотки.

Габриель вернулась на кухню минут через десять. Ее лицо было бледным, а глаза неестественно блестели, словно от непролитых слез. Она попыталась было улыбнуться, но, поняв, что губы ее не слушаются, даже не стала стараться.

— Пора, — сказала она, надеясь, что голос не выдает ее. — А где Симона?

— Она вышла. Скоро вернется.

Габриель тут же шагнула к двери:

— Тогда пойду ей навстречу. Спасибо за чудесный вечер, Люсьен.

Она помедлила. Наконец протянула ему руку, но Люк не стал ее пожимать — побоялся дотронуться.

— Что случилось? — спросил он, внимательно глядя на нее.

— Ничего. — Габриель убрала руку и вцепилась в свою сумку так, словно в ней лежали все ее драгоценности.

— Если ты тревожишься из-за меня, то напрасно, — заметил он, сжав челюсти. — По-моему, я доказал, что могу вести себя не как дикарь даже наедине с тобой.

— Конечно. — Габриель передернула плечами. Слабая улыбка все же показалась на ее лице. — Именно поэтому ужин в компании старых друзей доставил мне удовольствие. — Она засомневалась, стоит ли об этом упоминать, но все же рискнула продолжить: — Что касается того поцелуя, то я… В общем, от него я тоже получила удовольствие… Большое удовольствие, к сожалению. Но я постараюсь забыть о нем и очень надеюсь, что желание еще раз поцеловать тебя рано или поздно пройдет.

— Семь лет, Габриель, — мрачно напомнил Люк. — И желание до сих пор не прошло. На что ты рассчитываешь?

— Тогда нам следует держаться подальше друг от друга. Я, к примеру, только за. Такой подход себя уже оправдал. Так нам проще будет не сорваться.