Небесный огонь - Мелани Роуз Страница 12

У Лорен был милый курносый носик, капризные губы и скулы, за которые можно было умереть. Только глаза были не ярко-синие, как на свадебной фотографии, а серо-зеленые. Мои глаза. Глаза Джессики Тейлор.

Говорят, глаза — зеркало души. Что ж, это зеркало, несмотря на чужое обрамление, отражало мою душу. Тедди был прав, подумала я, ощутив острый укол совести. Его мать умерла, а меня засунули в ее тело, и я понятия не имела, каким человеком она была и почему я оказалась на ее месте.

Я поплелась в ванную и словно со стороны осмотрела свое новое тело. Не то чтобы я считала себя уродиной — вовсе нет. У меня были темные волнистые волосы до плеч и смуглая кожа. Но тело Лорен было достойно восхищения — полная грудь, тонкая талия, длинные ноги. Я осторожно потрогала длинные серебристые отметины на животе и бедрах и вспомнила, что эта женщина — мать четверых детей. На ребрах виднелись синяки, и я решила, что это результат воздействия электрошока после остановки сердца. Коснувшись синевато-багровых пятен, я невольно вздрогнула.

Стараясь не намочить забинтованное плечо, я залезла в ванну и стала намыливать свое новое тело. Странно, но у меня не было ощущения, будто тело не мое. Взяв немного шампуня, я начала мыть волосы, пока боль не напомнила мне о том, что у Лорен ожоги головы. Я сморщилась и подумала: неужели во сне можно тоже чувствовать боль? Все ощущения были абсолютно реальными. Может, это просто галлюцинация, вызванная лекарствами?

С большим трудом я ополоснула волосы с помощью пластикового ковшика, оставленного сестрой Салли. Пришлось наклонить голову набок, чтобы вода не попала на повязку. Выбравшись из ванны, я надела ночную рубашку Лорен, навернула на мокрые волосы полотенце и вернулась в палату. Я чувствовала себя совершенно разбитой, поэтому сразу легла в постель и закрыла глаза.

Несмотря на усталость, я понимала: чтобы окончательно не спятить, мне необходимо все тщательно обдумать. Я начала рассуждать. Да, мне давали обезболивающее, но неужели лекарства настолько сильны, что могли вызвать это странное раздвоение личности. Мои видения слишком реальны, слишком убедительны, вот что меня пугало.

Так, начнем сначала, думала я. Меня ударило молнией в субботу, около двух пополудни. О том, как это произошло с Лорен, я знала совсем немного. Очевидно, ей досталось гораздо больше моего, судя по тяжелым травмам. Весь остаток дня субботы и утро воскресенья мы пролежали без сознания. У Лорен была остановка сердца, мне повезло гораздо больше.

Лорен очнулась первая, вернее, я очнулась в ее теле. Потом она снова уснула, а я по-прежнему осталась здесь. Взгляд мой упал на газету, которую Грант принес вместе с альбомом. Номер был понедельничный, со статьей о королевской семье на первой полосе. Я с раздражением отбросила газету. Если я на самом деле нахожусь здесь, то возникает очевидный вопрос — где сейчас Лорен? В моем теле она находиться не может, это точно, ведь я просыпалась и в своем собственном теле тоже. То есть, когда здесь наступает ночь, там еще день, и наоборот.

Мне захотелось немедленно позвать доктора Шакира. Может, что-то подобное уже происходило с пострадавшими от удара молнии и описано в медицинских справочниках. Я вспомнила, что однажды читала статью о женщине, которая пыталась покончить с собой после того, как ее ударило молнией. Она просто не могла вынести того, что мир вокруг стал совершенно чужим, даже боялась выходить из дома.

Я лежала, нервно покусывая губы. Неужели она испытала то же, что сейчас чувствую я? Может, как и я, она очнулась в чужом теле?

Хорошенько все обдумав, я решила, что не буду рассказывать никому о том, что случилось. Провести остаток дней в психушке я уж точно не хотела. Представляю себе лица врачей после моего увлекательного рассказа о переселении душ.

Я уселась на кровати и вытерла волосы, потом достала из тумбочки расческу Лорен. Осторожно проводя расческой по влажным волосам, я подумала, что стоит поискать более разумный выход из этой странной истории.

Час спустя пришел санитар с коляской и отвез меня на томографию головного мозга. Минут через десять после того, как я вернулась в палату, пришел доктор Шакир. Он присел на краешек кровати и спросил, как я себя чувствую.

— Мне как-то… не по себе, — неуверенно проговорила я.

Он кивнул и по-отечески похлопал меня по руке.

— Лорен, я понимаю, как вам тяжело, — сказал он. — Когда теряется часть воспоминаний, с ними кажется потерянной и ваша личность. Вполне понятно, что вы чувствуете себя не в своей тарелке.

— А пациенты часто теряют всю память?

Он ответил не сразу, и я решила, что он не хочет расстраивать меня безжалостными медицинскими фактами.

— Вообще-то у пациентов, пострадавших от удара молнии, гораздо чаще встречается антероградная амнезия, то есть потеря памяти о самом происшествии и о том, что случилось позже. Но в вашем случае, видимо, мы имеем дело с ретроградной амнезией, потерей памяти о том, что было до несчастного случая.

Я задумалась, но останавливаться на этом не собиралась.

— Мне стало бы гораздо легче, доктор, если бы вы ответили на несколько вопросов, — осторожно сказала я.

Он кивнул и мягко улыбнулся.

— Когда у меня произошла остановка сердца, как долго я была «мертва»?

Мой глупый вопрос, казалось, озадачил его.

— С момента вашего поступления в больницу до получения нами синусового ритма сердца прошло минут сорок. Думаю, бригада «скорой помощи», которая вас привезла, применила электрошок как минимум за двадцать минут до этого.

— А если человек долго находился между жизнью и смертью, в его мозгу могут произойти какие-нибудь необратимые изменения?

Он снисходительно улыбнулся, прежде чем ответить:

— Вам не о чем волноваться, Лорен. За исключением провалов в памяти, вы очень быстро выздоравливаете.

— И все-таки? — упорствовала я, отчаянно стремясь узнать, пережило ли это тело клиническую смерть.

Он покачал головой.

— Бывают разные случаи. Откровенно говоря, я немного опасался за ваш мозг, ведь он так долго оставался без кислорода. Но когда вы очнулись, мои сомнения развеялись.

— А когда вы боролись за мою жизнь, — не унималась я, — у вас не было желания прекратить?

Вопрос застал его врасплох. Избегая моего взгляда, доктор Шакир встал, снял со спинки кровати мою медкарту и начал ее листать.

— Один раз, — негромко проговорил он. — Признаюсь, я подумал, что все наши попытки напрасны. Да, я хотел прекратить их. Я считал, что ваши травмы несовместимы с жизнью. Но потом услышал голоса ваших детей за дверью реанимации, они умоляли вернуть им маму. Один мальчик все время повторял: «Мамочка, вернись! Мамочка, вернись!» Тогда мы еще раз применили электрошок, и вы вернулись.

«Действительно вернулась, — мрачно подумала я. — Только не Лорен. Не мать этих детей».

Он повесил медкарту на место и улыбнулся. От его смущения не осталось и следа, ведь я больше не задавала щекотливых вопросов и не принуждала его оправдывать свои действия, которые, если говорить начистоту, могли только навредить. Если бы Лорен в результате его усилий получила травму мозга, она до конца дней нуждалась бы в постоянном уходе. Что стало бы в таком случае с Грантом и детьми? Ведь эта хрупкая семья держалась исключительно на ней, на ее сильном характере. А как же я? Смогу ли я занять ее место? Хватит ли у меня сил?