Две недели на соблазнение - Сара Маклейн Страница 12

Приемлемы шаг и рысь. Утонченные леди никогда не пускают лошадь в галоп.

«Трактат о правилах поведения истинных леди»

Светское время становится все более ранним.

«Бульварный листок». Октябрь 1823 года

На следующее утро герцог Лейтон поднялся с рассветом. Он умылся, облачился в свежую накрахмаленную сорочку и мягкие кожаные бриджи, натянул сапоги для верховой езды, повязал шейный платок и велел подать коня.

Через четверть часа он пересек просторный холл, принял от дворецкого перчатки для верховой езды и стек и покинул дом.

Вдыхая бодрящий утренний воздух, наполненный осенними запахами, Саймон приподнялся в седле, как делал каждое утро с того дня пятнадцать лет назад, когда принял герцогский титул. В городе или в деревне, в дождь или в ясную погоду, в холод или в зной — всегда этот ритуал считался священным.

Гайд-парк был практически пуст в столь ранний час, ибо мало кому интересно кататься верхом без возможности быть увиденными; и находилось еще меньше тех, кому хотелось покидать свои теплые постели в такую рань. Именно поэтому Лейтон сейчас так любил эти верховые прогулки по пустынным тропинкам, ведь через несколько часов они заполонятся теми, кто жаждал послушать последние сплетни, так как Гайд-парк в погожий день — идеальное место для обмена таким товаром.

Но было ясно: рано или поздно его семья станет предметом сплетен. И тогда ему, Саймону, придется защищать свое имя и репутацию, защищать честь герцогов Лейтон. А род его насчитывал одиннадцать поколений; его предки сражались бок о бок с Вильгельмом Завоевателем, и все Лейтоны с детства усваивали нерушимое правило: ничто не должно запятнать их имя.

На протяжении одиннадцати поколений это правило строго соблюдалось, но сейчас…

Сейчас все изменилось, потому что скоро станет известно о его сестре.

В последние несколько месяцев Лейтон принимал все возможные меры для того, чтобы его репутация и поведение были безупречны. Он расстался с любовницей, с головой погрузился в работу парламента и посещал множество приемов и вечеров, устраиваемых теми, кто оказывал влияние на мнение света. Кроме того, он наносил визиты наиболее уважаемым аристократическим семьям, а также распространил слух о том, что его сестра уехала на лето в деревню. И осталась там на осень. А потом задержится и на зиму.

Но этого было мало. Крайне мало.

И Саймон понял, что обязан обзавестись безукоризненной и добродетельной женой, будущей любимицей света.

Вчера у него состоялась встреча с отцом леди Пенелопы. Маркиз Нидэм сам подошел к Лейтону и предложил на днях «обсудить будущее». Лейтон не видел причины ждать — ведь чем быстрее он получит согласие маркиза на этот во всех отношениях подходящий брак, тем раньше будет готов мужественно встретить сплетни, которые могли распространиться в любую минуту.

Легкая улыбка заиграла на губах Саймона, когда он вспомнил о разговоре с маркизом — тот едва ли не сам сделал ему предложение. И это было не единственное предложение в тот вечер. И не самое соблазнительное…

Саймон выпрямился в седле и натянул поводья. Перед его глазами вспыхнуло видение: Джулиана, словно воительница, на балконе Уэстон-Хауса бросает ему вызов: «Так вот, позвольте показать вам, что даже герцог не может жить без страсти». Эти слова, произнесенные с мелодичным итальянским акцентом, словно эхо зазвучали у него в ушах. Как будто она снова была с ним рядом и нашептывала ему на ухо: «Страсть, страсть, страсть…»

Она завлекала его, соблазняла, а он был ужасно раздражен ее надменностью и самоуверенностью, ее уверенностью в том, что все принципы, на которых построена его жизнь, нелепы. Поэтому ему очень захотелось доказать, что она ошибается. Захотелось доказать, что все ее утверждения столь же смехотворны, как и ее глупый вызов.

И он дал ей две недели. А потом он покажет ей, что именно репутация правит балом. Он пошлет объявление о своей помолвке в «Таймс», и Джулиана поймет, что страсть — это заманчивый, но совершенно неприемлемый путь в жизни.

А если бы он не принял ее нелепый вызов, то она, без сомнения, подбила бы на свой замысел кого-то другого и тогда непременно погубила бы свою репутацию. Так что, в сущности, он сделал ей одолжение.

И тут перед его мысленным взором промелькнуло видение — Джулиана-соблазнительница. Он увидел ее длинные обнаженные ноги, запутавшиеся в белоснежных простынях, и волосы, рассыпавшиеся по подушке. Увидел ее глаза цвета цейлонских сапфиров и сочные губы, шептавшие его, Саймона, имя. И она протягивала к нему руки…

Мгновение он позволил себе пофантазировать, представил, каково это было бы — опустить Джулиану на кровать, накрыть ее роскошное тело своим и зарыться лицом в ее волосы, вдыхая чарующий пьянящий запах. А потом он погрузился бы в нее и отдался бы той страсти, о которой она постоянно твердит. О, это был бы рай…

Он желал ее с той самой минуты, как впервые увидел — такую юную, свежую и совершенно не похожую на тех фарфоровых кукол, которых отчаявшиеся мамаши выставляли перед ним напоказ. Какое-то время ему казалось, что она может принадлежать ему. Он считал ее экзотичной заморской жемчужиной, считал, что именно такая жена подошла бы герцогу Лейтону. Но потом он узнал, кто она такая, узнал, что у нее напрочь отсутствовала та родословная, которая требовалась герцогине Лейтон.

Нои тогда он не сразу оставил мысль сделать ее своей, хотя сомневался, что Ралстон благосклонно воспринял бы то, что его сестра будет чьей-либо любовницей, даже любовницей герцога. Тем более того герцога, к которому он питал особую неприязнь.

Ход его мыслей был, к счастью, прерван стуком копыт еще одной лошади. Придержав своего коня, Лейтон осмотрелся и увидел всадника, несущегося во весь опор. Саймон невольно залюбовался мастерством этого всадника: казалось, он и его вороная составляли единое целое. Герцог поднял глаза, чтобы встретиться с ним взглядом и одобрительно кивнуть, как один опытный наездник другому. Поднял глаза — и оцепенел… На него с вызовом смотрели ярко-голубые глаза. Но неужели…

Да нет же, не может быть. Наверняка ему показалось. Совершенно невозможно, чтобы Джулиана Фиори была здесь, в Гайд-парке, на рассвете, да еще в мужском костюме и верхом на лошади. Однако же…