Кикимора болотная - Ирина Мясникова Страница 12

— Я, пожалуй, пойду! Суть я вам в двух словах изложила. Пакет согласовательной документации вот, мои юристы подготовили, конкретику вам Эмма Эдуардовна обрисует. — Тася положила перед заказчиком пачку документов и жалостно посмотрела на Кислицкого. — Леонид Александрович, отпустите меня, а?

— Вот еще! Что значит пойду? — вскинулся заказчик, глядя на Тасю сквозь свои черные очки. — Сама тут повеселилась, мне настроение в двух словах испортила и теперь пойдет! Нет уж, Анастасия Михайловна, оставайтесь и вместе со всеми голову ломайте теперь. Не хочу я съезд с федеральной трассы согласовывать. Абсолютно! А ускоряться надо! Очень надо.

— Я, конечно, понимаю, что вы в разведчика играете, но мне весьма тяжело с человеком разговаривать, когда его глаз не видно. — Тася наконец нашлась. Такую вот незатейливую ядовитую шпильку ему воткнула. Пустячок, а как приятно.

Заказчик ухмыльнулся, медленно снял очки и тут же сощурился. Глаза у него оказались потрясающе красивые, хрустально-серые, с густыми черными пушистыми ресницами. Точь-в-точь как у зверя из Тасиного сна.

— Я не в разведчика играю, Анастасия Михайловна. Я болен и не могу выносить дневной свет. Оттого и очки. Поверьте, они меня самого очень раздражают. — Он медленно надел очки, продолжая смотреть на Тасю.

Ей стало очень неловко.

— Извините. Извините, пожалуйста. Я не хотела. Господи, как неудобно. — Тасе хотелось сквозь землю провалиться, а еще ей хотелось плакать. Надо же! Взяла и вот так между делом мужика обидела. А он больной оказался. А еще симпатичный. Без очков-то сразу видно стало, какой он симпатичный.

— Ничего, Анастасия Михайловна. Я уже привык. Не вы первая, не вы последняя.

Ну вот! Она еще не первая и не последняя! Уел так уел.

— Я все-таки пойду. — Тася чувствовала, что она не может больше оставаться в его присутствии.

Она вскочила, уронила свой ежедневник, вежливый Светин кинулся его поднимать. Короче, образовалась маленькая неловкая куча-мала. Последнее, что она видела, когда обернулась на выходе из кабинета Кислицкого, была кривая улыбка мужчины в черных очках.

У себя в кабинете Тася первым делом схватила сигарету.

«Только бы не разреветься. Надо же, ну что за язык-то такой у меня мерзкий!» — думала она, нервно затягиваясь.

Через час к ней в кабинет ввалилась Эмма. Она плюхнулась в кресло у Тасиного стола и тяжело вздохнула.

— Уфф! Всё, уехали! Всем кагалом в организованном порядке!

— Эмма! А чего у нас нормального проекта транспортировки до сих пор нет? — поинтересовалась Тася.

— Есть, аж в трех вариантах — федеральная трасса, временная дорога через болото, ну и вертолеты. — Эмма заржала. — А хорош мужичонка-то?

— Который? — Тася сделала удивленное лицо.

— Кончай придуриваться! Ты ему тоже понравилась. Верь мне, старая Эмма зря не скажет!

— Ага, точно понравилась. Особенно когда шутку свою про его очки пошутила.

— Да ладно, кто ж знал! У меня у самой на языке вертелось. Виданное ли дело, чтобы зимой в нашем болотном сумраке в солнечных очках ходить! Это больным на всю голову надо быть. Там… это… наш начальничек Кислицкий тебя просил зайти. Можно я пока у тебя тут тихонечко покурю?

— Кури. Сейчас будет клизму мне вставлять за неприличное поведение и будет прав. — Тася нехотя поплелась к Ленни, оставив Эмму отдыхать у себя в кабинете.

Когда она заглянула в кабинет Кислицкого, тот сидел и строчил что-то в своем ежедневнике.

— Заходи, — устало сказал он, не поднимая глаз от своей писанины.

Тася зашла и села перед столом начальника. Кислицкий закончил писать, потер свой благородный лоб и посмотрел на Тасю.

— Анастасия Михайловна! — начал он, и это начало Тасе не понравилось. Уж больно официально. Обычно в отсутствии подчиненных он называл ее просто Тася, конечно, на «вы», но безо всякого отчества. Тася же звала его Ленни и в глаза и за глаза. Он к этому давно привык, и Тасе казалось, что Кислицкому даже нравится именоваться на иностранный манер. — Вы, надеюсь, понимаете, что я вынужден вас терпеть на своем предприятии исходя из определенных навязанных мне условий.

У Таси аж челюсть отвисла, обычно Ленни держал свои нежные чувства при себе. Впрочем, как и Тася.

— И я вас серьезно предупреждаю, — продолжал Кислицкий. — Еще одна подобная выходка — и я буду вынужден подать докладную записку вышестоящему руководству.

— Леонид Александрович! — Тася решила не уступать Ленни. «Кто к нам с мечом придет, тому мы этим мечом и настучим по толстой наглой заднице!» — подумала она. — Я полностью признаю свою вину в сегодняшнем инциденте, однако считаю своим долгом поставить вас в известность, что тоже вынуждена терпеть вас на данном предприятии исходя из определенных навязанных мне условий. И если мы с вами в своем терпении подойдем к концу, то ничего хорошего из этого не получится. Я ведь тоже докладные записки писать умею, и уверяю вас, оснований для этих записок у меня никак не меньше вашего!

Тася смело посмотрела Ленни в его бесстыжие красивые глаза.

— Ах вот вы как! — возмутился Ленни.

— Так! А вы чего ждали?! — огрызнулась Тася. Она отчетливо понимала, что хоть и виновата, но Ленни ни в коем случае нельзя показывать свою от него зависимость.

— Я ждал, что у вас совесть проснется.

— Это отчего же? Я сама переживаю, что заказчику нахамила! Так что она у меня не спит ни минуты. Совесть моя.

— Заказчик? При чем тут заказчик! Подумаешь, нахамила! Он от нас никуда не денется, заказчик этот!

— Что-то я не поняла! — удивилась Тася, в точности как давеча это сделал заказчик в черных очках.

— Я вам про веселье ваше неприличное! Вы ж постоянно всем своим видом демонстрируете, что не уважаете меня ни хрена! То спите на совещаниях, то хихикаете. Надоело мне ваше хихиканье наглое.

— Ленни! Вот вы о чем! Ну, простите меня. Я не хотела, анекдот вспомнила, пока Светин нудел. Вы же знаете, когда он нудит, сил никаких нет слушать. И не только у меня, заказчик, кстати, тоже, по-моему, еле выдержал, хорошо не побил никого. Он вроде мужчина решительный. — Тасе стало смешно. Здравствуйте, приехали! Она-то переживала, а оказывается, Ленни за свое самолюбие волнуется.

— И не называйте меня Ленни!

— Хорошо, Леонид Александрович. — Тася сделала книксен.

— Тася, прекратите паясничать, идите работайте.

— Так вы не будете на меня кляузу в Москву писать? — Тася просительно изогнулась.

— Кыш отсюда, кому сказал! — Ленни со смехом замахнулся на Тасю своим ежедневником.

Тася прекрасно знала, что долго злиться на нее он не может. Наверное, где-то в глубине души Ленни все-таки был добрым человеком. Но уж больно глубоко!